НАСКОЛЬКО ДАЛЕКО РПЦ ПРОДВИНЕТСЯ ПО ПУТИ ПЕРЕВОДА БИБЛИИ? Часть 3

(по Материалам VII Международной богословской конференции Русской Православной Церкви. Москва, 26-28 ноября 2013 г.)

Судя по отзывам наших читателей, некоторые из них считают, что в данной серии статей авторы поставили своей целью доказать, что Синодальное издание Священных Писаний никуда не годится. Другие думают, что целью является подспудное формирование мнения, будто ПНМ лучше Синодального перевода. Вероятно, это объясняется тем, что не все удосужились прочесть данные статьи до конца (надеемся, что у наших читателей хватит времени и терпения дочитать эту статью до конца).

На самом деле ни одна из названных целей не ставится. Авторы проводят анализ взглядов восточной церкви на вопрос Писания и его перевода, взглядов, в корне отличающихся от взглядов, принятых в западной библеистике. И авторы не хотят навязывать данный взгляд читателям. Они лишь приглашают вместе проанализировать данные и оставляют за читателями право не делать выводы или сделать выводы и до какой степени, остаться при своем мнении или поменять его, и если поменять, то насколько и в чем.

Сделав это небольшое отступление, мы возвращаемся к принятой схеме изложения материала в данной серии статей и предлагаем нашим читателям проследить за анализом…

Доклада Саймона Криспа «Священный текст, верность традиции, принадлежность общине верующих: главные критерии православного библейского перевода»

Как и предыдущие доклады, этот тоже можно найти в сборнике «Современная библеистика и Предание церкви» под общей редакцией митрополита Волоколамского Илариона (Москва, 2017). В нем автор развивает похожие мысли (но приводит и дополнительные) и читатели смогут еще с большей ясностью увидеть точку зрения восточной церкви на Писание и его перевод.

Автор доклада, указав на неудовлетворенность, какая бытует в среде православных верующих разных стран по поводу переводов Библии, которыми они пользуются, уже в самом начале указывает на то коренное различие в подходе к Священному Писанию, которое имеет место на западе и в среде православной церкви.

Говоря о западном подходе, он отмечает, что данный подход, берущий свое начало в эпоху Просвещения и Реформации, сделал «акцент на филологическом изучении первоисточников и на ясной передаче референтного и пропозиционального содержания». Иными словами, западный подход отличается оптимистической уверенностью в возможности «найти смысл первоначального текста» Священных Писаний.

Позиция восточной церкви: ориентация не только на толкование «отцов», или тайное оружие церкви

Совсем иной подход имеет восточная церковь. И дело не только в ориентации на толкование Священных Писаний «отцами церкви», но и в «особом восприятии библейского текста».

В чем заключается это «особое восприятие библейского текста»?

Автор сообщает: «Текст воспринимается как носитель тайны, врата в сакральное, окно в параллельный мир». А чуть далее, продолжая эту мысль, говорит о православной «традиции прочтения Писания, которая усматривает в нем икону, а не сборник повествований и наставлений» и говорит об «ином подходе к библейскому переводу – не обязательно буквальному, но на языке, который (если воспользоваться памятной фразой Эндрю Лаута) позволит уловить тайну».

Что значат выражения докладчика о том, что библейский текст – это «носитель тайны, врата в сакральное, окно в параллельный мир», «икона, а не сборник повествований и наставлений», так что и перевод нужен постольку, поскольку он «позволит уловить тайну»?

Здесь вспоминается классический пример с пещерой, который использовал Платон, чтобы доказать, что для человека возможность проникнуть в суть вещей и приобрести точные знания о чем-то попросту недосягаема. Смысл этого примера в следующем: возможность получить точные знания для человека так же недосягаема, как недосягаемо для человека, сидящего в пещере спиной к ее входу и наблюдающему на дальней стене пещеры тени от проходящих людей и проносимых предметов, полное представление об этих людях и предметах. Такой человек вынужден довольствоваться лишь «тенями», то есть обрывками знаний, а остальное либо не пытаться узнать, либо делать одни предположения без того, чтобы быть уверенным в их достоверности.

Кажется, именно это подразумевается под точкой зрения восточной церкви на Писание как на некое «окно в параллельный мир» и «икону». И если это так, тогда она может и даже должна довольствоваться лишь «тенями» или смутными очертаниями, заглядывая в такое «окно в параллельный мир» и всматриваясь в «икону», не слишком заботясь о том, чтобы достичь знания о точном значении библейского текста. Именно с такой точки зрения становится понятно, почему для восточной церкви Писание – это «икона, а не сборник повествований и наставлений». Важны не сами повествования и наставления и их точность, а лишь «икона», которая, хотя и не может в точности и полно передать знания, тем не менее дает общие представления и образы, которых одних достаточно для православного верующего, чтобы «уловить тайну».

А отсюда понятно, почему автор говорит об «ином подходе к библейскому переводу – не обязательно буквальному, но на языке, который (если воспользоваться памятной фразой Эндрю Лаута) позволит уловить тайну». Для восточной церкви библейский перевод, стремящийся как можно точнее передать слова Библии, и не нужен. Достаточно, чтобы перевод помог «уловить тайну».

Но какую тайну? Понятно, что не божественную тайну как таковую и даже не протестантскую или католическую, а православную, которая одна является синонимом истинной, почему докладчик в начале и упомянул о неудовлетворенности в среде православных различными переводами Библии, что и явилось причиной необходимости перевода Библии для православных верующих. Все эти переводы, сделанные не православной церковью, в принципе не могут ни «уловить тайну» восточной церкви, ни адекватно ее передать, так как сделаны не православной церковью и не для православных верующих.

Вот такой подход, который отказывает Писанию в его универсальности, доступности для любого человека и делающего его лишь «носителем тайны, вратами в сакральное, окном в параллельный мир» лишь для части земного населения, «иконой, а не сборником повествований и наставлений», перевод «которого… позволит уловить тайну», причем тайну одной лишь православной церкви, как будто остальная часть мирового населения попросту не существует или недостойна узнать эту тайну, вот такой подход к переводу Библии может удовлетворить православную церковь.

И это присуще восточной церкви не только в вопросе перевода Библии. Это является одним из идейных краеугольных камней ее богословия. Вот как об этом сообщает митрополит Волоколамский Иларион в докладе «Значение Священного Писания в современном православном богословии», приводя слова В.Н. Лосского: «Только в Церкви делаемся мы способными обнаруживать внутреннюю, сокровенную связь между священными текстами, благодаря которой Священное Писание… является единым живым телом Истины…» Заметьте, богослов утверждает, что только в церкви можно правильно понять Священное Писание.

И наоборот (делаем вывод уже мы из данного тезиса), чтение Священного Писания вне церкви, каким бы точным его текст ни был, никогда не приведет к правильному пониманию истины. Именно поэтому и нет необходимости для РПЦ искать точные слова Христа и апостолов, поскольку и без этого можно достичь «сокровенн[ой] связ[и] между священными текстами» и почувствовать «един[ое] жив[ое] тело Истины», для чего нужно быть лишь в церкви.

А как же все те, которые вне церкви по объективным причинам? Они в принципе не могут прийти к истине? Кажется, именно такой вывод следует из данного тезиса восточной церкви. И кажется, что этот тезис – это еще одно проявление самоизоляции, которая присуща РПЦ. Для нее главное заключается в том, чтобы охранить собственные интересы и защитить свои идеи, мало заботясь о том, чтобы истина распространялась по всей земле. Иными словами, главное – политика в ее широком значении.

И как здесь не вспомнить слова апостола Павла из 1 Кор. 13:12 (СП): «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан». Это было сказано в I веке н.э. Но похоже, что и в XXI веке, то есть спустя две тысячи лет, восточная церковь по-прежнему «видит как бы сквозь тусклое стекло» и «знает отчасти», то есть не стремиться к полному знанию, по крайней мере в вопросе точного текста Священных Писаний. Более того, апостол сообщил, что все таки будет время, когда знание станет полным. Но судя по всему этого нельзя сказать о восточной церкви, по крайней мере в вопросе о передаче точных слов Священного Писания.

Более того, превращая Священное Писание в «икону» и «окно в параллельный мир», восточная церковь, фактически, отнимает у людей возможность знать ту божественную истину, которая содержится в Писании. Ведь отказываясь от поиска наиболее точных слов Писания и довольствуясь лишь смутными представлениями, которые одни, по ее мнению, можно почерпнуть из Писания, восточная церковь поступает как те законники, которым Христос сказал: «Горе вам, законникам, что вы взяли ключ разумения: сами не вошли и входящим воспрепятствовали» (Луки 11:52, СП).

И это очень важный момент. Восточная церковь все свое богословие строит на тезисе о том, что человек не сможет постичь божественное. И этот тезис носит абсолютный характер. Если вернуться к примеру с платоновской пещерой, то по мнению восточной церкви, человек просто обречен на то, чтобы иметь лишь обрывки знаний. Вот такая пессимистическая позиция.

При этом мы не хотим сказать, что человек своим умом может охватить мудрость Бога. Но в то же время мы подчеркиваем, что одно дело отказывать человеку в этом в принципе, что ведет к пессимистическому выводу и пессимистическому мировоззрению, и другое дело провозглашать важность и необходимость искать точные знания, провозглашать заинтересованность Бога в том, чтобы человек все больше и больше узнавал о нем и его замыслах.

Как первый, так и второй подходы сходятся в том, что человек не сможет постичь всего, что делает и знает Бог (см. Рим. 11:33, СП). Но тогда как первый подход – это подход пессимистического мировоззрения, которое ведет к отказу от поиска, второй – это подход реалистического мировоззрения, которое, понимая, что всей истины понять невозможно, тем не менее стремится к этому всеми своими силами. В первом случае налицо отказ от поиска и стагнация, во втором – прогресс и совершенствование. И как убедились наши читатели, восточная церковь идет по первому пути. Она провозгласила, что постичь истину человек не сможет и из этого сделала вполне логичный вывод: не нужно и стремиться постичь истину, а достаточно лишь иметь самые общие, смутные преставления (при этом, и это парадокс, которых много в восточном богословии, восточная церковь безапелляционно доказывает и настаивает на том, что она владеет всей доступной человечеству религиозной истиной. Парадокс в том, что при таком подходе, когда человек не может постичь истины, церковь настаивает на том, что истина у нее. более логичным с ее стороны было бы, проявляя скромность, говорить лишь «возможно», «может быть», «кажется» или вообще отказаться от однозначных формулировок, подобно персонажу Абуль-Фараджа, который на все вопросы отвечал «не знаю» потому, что не имел всей информации для однозначного ответа).

И этот же подход восточная церковь перенесла на Писание и на его переход. Поскольку человек в принципе не сможет постичь всю истину, ее не нужно даже пытаться отыскать. А потому и беспокоиться о том, точные ли слова содержатся в Писании, не следует. Достаточно довольствоваться общим представлением и представлять Писание лишь как «икону» и «окно в параллельный мир».

И разве можно такой подход назвать тем, который говорит об уважении со стороны восточной церкви к Священному Писанию?

Но вряд ли современная восточная церковь согласится с тем, что она «знает отчасти» или «видит как бы сквозь тусклое стекло». Наоборот, разве не считает она себя носительницей всей истины, а не ее части? Но тогда есть ли логика в ее подходе к переводу Библии, который должен быть «не обязательно буквальным», то есть отражающим более точные слова Христа и апостолов, а лишь тем, «который… позволит уловить тайну»? Не говорит ли такой подход церкви о том, что для нее важнее не само Писание, а то, как через него может быть отражена ее «тайна», и если перевод Библии не помогает «уловить тайну», то он является неудовлетворительным?

И разве это не говорит о том, что не «тайну» церковь будет согласовывать с Писанием, а Писание с тайной? Ведь если важнее «тайна», имеет ли значение точность перевода? Не будет ли такая точность мешать, поскольку может противоречить устоявшейся веками «тайне» в представлении церкви? Как кажется, ответ очевиден.

И только в том случае, когда Слово Бога считается первичным, с которым следует сверять все свои действия и учения, поиск наиболее точных слов и точность перевода играют очень важную роль. Но, кажется, это не является подходом восточной церкви, для которой ее «тайна» первична.

Как православные верующие читают Библию

Излагая далее взгляды православной церкви на Писание и его роль, докладчик затрагивает вопрос о том, как в восточной церкви читается Священное Писание. Он сообщает: «Для начала коснемся широкого мнения – широкого даже среди православных, - что православные не очень-то читают Библию». И приводит такую шутку: «Мы, православные, целуем Библию, а не читаем», признавая, что «здесь есть доля правды, как и во всякой самокритике». Что это значит?

А то, что в православной церкви практически не принято читать Библию индивидуально, дома. Фактом является то, что «для православных верующих, быть может, больше, чем для любой другой конфессии, основная встреча с Писанием происходит в ходе церковного богослужения», то есть в церкви, а не дома, о чем сообщает докладчик, когда пишет далее: «[в этом] есть свой плюс: сохраняется церковное измерение; человек взаимодействует с Писанием как с книгой церковной (курсив автора доклада)», что, судя по всему, является самым важным для церкви, поскольку индивидуальное чтение Библии может привести к уклонению в ересь, тогда как чтение, а вернее слушание Писания в церкви убережет православных от этого.

Можно сказать даже больше. Основная встреча большинства православных верующих с Писанием не только начинается в храме, но в нем же и заканчивается.

Так что хотя «читать Писание дома советуют – как об этом сообщает автор – Однако это чтение обычно основано на лекционарии, где указаны не только церковные праздники и святые, память которых совершается изо дня в день, но и в отрывках из Писаний на каждый день». Иными словами, чтение Библии не только в церкви, но и дома происходит избирательно, по неким церковным лекционариям, в которых прописаны отрывки из Писания для чтения.

И хотя в отдельных церковных приходах верующие и могут именно так, выборочной, читать Священное Писание, тем не менее, по словам докладчика, даже «у данного подхода почти нет сторонников. Для большинства православных храмов он не типичен». Так что мы вправе сделать вывод, что большинство православных верующих не читает Священное Писание дома даже так отрывочно, как предлагает церковь. 

Более того, по словам автора доклада, у такого подхода, если даже он применяется отдельными приходами, и который подразумевает выборочное чтение Библии, есть один существенный изъян: «восприятие библейского текста лишается целостности, а значит, остается проблема, на которую указал св. Иоанн Златоуст».

Итак, у православных верующих 1) не принято читать Священное Писание индивидуально. Они довольствуются 2) слушанием чтения отрывков Священного Писания, причем 3) на языке, весьма далеком от понятного и привычного им. Такое чтение происходит 4) исключительно в церкви и является 5) выборочным, основанным на принятой в церкви литургии, что говорит как о том, что само Писание и его чтение подчиняется церковному богослужению, то есть имеет значение не само по себе, а лишь в зависимости от церковных потребностей, так и о том, что сами верующие лишаются целостного представления о Писании. А это, заметим мы, препятствует им видеть не только красоту Священного Писания, но и несоответствия учений и практик церкви, которая именно таким образом, выборочно, предоставляет своим прихожанам Слово Бога. Но этот подход не только традиционен, но и выгоден церкви и потому он продолжает практиковаться.

Ведь согласитесь, что при индивидуальном и вдумчивом чтении Священного Писания у человека обязательно возникнет множество вопросов, которые он захочет задать приходскому священнику. Это, в свою очередь, означает, что священнику будет необходимо отвечать на эти, порой очень непростые вопросы и даже организовывать нечто похожее на библейские курсы или библейские изучения. Но при той сложности и противоречивости церковного богословия, которую оно приобрело за столетия своего формирования, легко ли будет объяснить его обычным верующим просто и доходчиво? Не проще ли в таком случае оставить все как есть, то есть читать Библию только в храмах, выборочно, на весьма далеком от понятного простым верующим языке и по возможности не поощрять прихожан читать Библию дома?

Но что имеет в виду докладчик, когда сообщает, что в случае выборочного чтения Священного Писания, которое лишает восприятие библейского текста целостности, «остается проблема, на которую указал св. Иоанн Златоуст»?

Чуть ранее автор цитирует слова данного церковного деятеля: «Вот почему мы стали столь теплохладными в вере: мы больше не читаем Писание целиком. Вместо этого мы выбираем отдельные отрывки как более ясные и полезные, а об остальном не говорим ни слова. Так и возникают ереси: мы отказываемся читать всю Библию; мы объявили одни части существенными, а другие второстепенными» (Беседы на Послание к Римлянам).

В этих словах Иоанна Златоуста, высокочтимого в восточной церкви иерарха V века н.э., что ни слово, то осуждение самой восточной церкви.

Начать хотя бы с темы, которую мы рассматриваем. Почему современная православная церковь, в отличии от Златоуста, который предписывал читать Писание целиком, на своих богослужениях использует лишь отрывки из Священной книги? Почему современная церковь практически не поощряет своих прихожан лично читать Слово Бога, а вместо этого довольствуется лишь чтением Библии на языке, малопонятном большинству, только в храме и только тех отрывков, которые необходимы ей для богослужений? Боится, что прихожане впадут в ересь, как об этом уже было сказано и как тому есть подтверждение в словах князя Курбского (XV век), который писал о том, что церковные иерархи его времени отговаривали молодежь вдаваться в богословские вопросы и тем более не исследовать Писание, считая его виновником возникновения ересей?

Кстати о ересях. Вы заметили, какие диаметрально противоположные мнения о причинах возникновения ересей были у византийской церкви V и московской XV веков? Тогда как Иоанн Златоуст считал, что отсутствие практики чтения Писания, причем чтения целиком («Так и возникают ереси: мы отказываемся читать всю Библию»), было причиной возникновения ересей, церковь XV века считала, что именно чтение и исследование Писания вело к появлению ересей.

Тут одно из двух: либо прав Иоанн Златоуст, и отсутствие чтения Писания ведет к появлению ересей, либо правы церковные деятели XV века и чтение Писания ведет к возникновению ересей. Третьего не дано. Но современная восточная церковь находит для себя возможным принять обе точки зрения. И не потому, что они обе истинные, а потому, что обе были высказаны авторитетными церковными иерархами. Так что мы снова видим, что авторитет решает все.

Но как бы там ни было, завет Иоанна Златоуста читать Библию целиком попросту игнорируется современной восточной церковью.

Какой перевод Библии оптимален для православных верующих?

И теперь докладчик переходит к вопросу о том, какой перевод Библии будет самым оптимальным для православных верующих.

Мы помним, что «для православных верующих… основная встреча с Писанием происходит в ходе церковного богослужения». Об этом не следует забывать, поскольку это, по мнению докладчика, является ключевым моментом для того, чтобы ответить на поставленный вопрос.

И вот что, по мнению докладчика, является самым важным в вопросе об оптимальном переводе Писания для православных.

Избегая сложных выражений, передадим суть того, что предлагает автор доклада:

1. Текст Писания должен не читаться, а распеваться, как это делается в церкви.

2. Текст должен быть неким «языковым кодом», присущим церкви. Чуть далее автор поясняет свою мысль: «Язык Писания действует аналогично иконе: это не столько звуковое или зрительное напоминание об описанном/изображенном событии, сколько физическое средство постичь духовную суть (курсив автора доклада) события. Между иконой и Библией есть много общего: они выводят на другой уровень реальности, к таинству веры. Отсюда следует, в частности, ясный (и неудивительный) практический вывод: язык православного перевода Библии должен быть достаточно стилизован, чтобы этот эффект достигался». Иными словами, язык перевода Библии, который удовлетворил бы православную церковь, должен быть таким, который позволил бы «постичь духовную суть события» и «выв[ел бы] на другой уровень реальности, к таинству веры». А это значит, что для достижения этого нет необходимости в поиске наиболее точного текста Священных Писаний, о чем уже шла речь, когда говорилось о тексте, «как носител[е] тайны, врата[х] в сакральное, окн[е] в параллельный мир».

3. Распевание текста Писания должно происходить в обстановке эмоционально насыщенного ритуала, что подразумевает церковное окружение и церковную литургию.

4. Текст должен восприниматься как авторитетный и священный для церкви.

5. И главное: текст должен «подчерк[ивать] грань между повседневным миром и незримым миром Духа», то есть быть «носител[ем] тайны, врата[ами] в сакральное, окно[м] в параллельный мир», то есть быть близким церковным идеям.

И читатели вправе задать вопрос: а где во всем этом место точности передачи слов Священного Писания? Или это не важно?

Ответим: с точки зрения восточной церкви это действительно не важно. Настолько не важно, что среди перечисленных пунктов, которые говорят об «оптимальности» перевода Священных Писаний для православных верующих, пункта о точном тексте нет вообще. Он не просто последний среди всех пунктов, его нет вообще.

Но даже докладчик понимает всю уязвимость данного подхода к переводу Библии, поскольку сразу после перечисления пунктов «оптимального» для православных верующих перевода Библии, говорит: «Конечно, встреча православного читателя и слушателя с Писанием происходит не только в храме… Писание как свидетельство о слове Божьем должно охватывать всю жизнь, а не одну лишь ее часть, выделенную для религии и духовности». Иными словами, нельзя Писание замыкать в церковных стенах, оно должно присутствовать в жизни христианина всегда. Но, как приверженец православия с его крайне малым уважением к Писанию как к Слову Бога, он не забывает и напомнить и в то же время констатировать: «И все же факт остается фактом: подавляющее большинство православных соприкасаются с Библией на службе». И это не только констатация факта, но и тот сложившийся веками идеал, от которого восточная церковь и не думает отказываться. Так что и перевод Библии для православных верующих должен быть таким, который максимально соответствовал церковным целям.

Итак, докладчик полностью принимает этот факт. И это даже несмотря на то, что уважаемый в церкви Златоуст сетовал по поводу того, что уже в его время верующие читали Библию выборочно. Мы же от себя заметим: хотя это и крайне нездоровая тенденция для церкви, называющей себя христианской, но тенденция понятная, поскольку уже столетиями в церкви принято читать отрывки из Писания, а не Библию целиком. От укоренившихся привычек, которые по известному выражению являются второй натурой, очень непросто избавиться, особенно когда не видеть в этом необходимости. Но ведь сам же докладчик говорит о том, что «Писание как свидетельство о слове Божьем должно охватывать всю жизнь», иными словами, Писание нужно слушать не только в церкви, то есть от случая к случаю, но и читать лично, то есть регулярно. Почему же тогда со стороны церкви нет серьезных потуг в направлении привития своим прихожанам привычки читать Библию целиком и лично? И если РПЦ задумывает сделать перевод Библии для православных верующих, зачем во главу угла такого перевода ставить церковь и ее идеи? Не является ли это ярким показателем того, что для восточной церкви Библия для личного чтения ее верующими не столь важна, важно лишь то, чтобы перевод Писания соответствовал церковным представлениям, а будут его читать или нет, это вопрос второстепенный?

Немного об ориентации на толкования «отцов»

Хотя об этом уже шла речь в предыдущих статьях из этой серии, все же хотелось вкратце остановиться на этом ключевом для восточной церкви моменте.

Признав важность «исторической основы библейского повествования», докладчик делает весьма существенную, но в то же время странную оговорку: «вопрос историчности не принципиален для авторитета и священного характера текста, чья интерпретация отцами фактически создает новый мир».

Это поразительное замечание, поскольку его суть сводится к тому, что важен не сам по себе священный текст, а его «интерпретация отцами», которая «фактически создает новый мир». Получается, что священный текст может и даже должен быть принесен в угоду «интерпретации отцов», которые «фактически создают новый мир». И когда вдруг встанет вопрос о том, какому тексту отдать предпочтение: точному (если для этого будут веские основание со стороны библейской текстологии) или тексту, который предпочитали «отцы церкви», чему будет отдано предпочтение? Вероятнее всего тексту «отцов».

По сути, эти самые «отцы», могут с текстом Священного Писания делать все, что им заблагорассудится, вплоть до создания некоего «нового мира», то есть извращения подлинных слов Писания до того, что эти слова утратят свой первоначальный смысл. А это значит, что, как уже было сказано ранее, не Священное Писание определяет учения и практики церкви, а учения и практики церкви («интерпретации отцами») определяют смысл Писания. Получается так же как это было в I веке н.э., когда Иисус Христос говорил фарисеям, что ради своих человеческих преданий («интерпретаций») они пренебрегли Словом Бога.

«Неужели это не шутка?» – спросит кто-то из наших читателей. Нет, это не шутка, это официальная позиция восточной церкви и, вчастности, РПЦ.

И в очередной раз мы вправе спросить: как с такими взглядами на Писание, взглядами, которые отдают предпочтения «интерпретации отцов», которые «фактически создают новый мир», то есть искажают смысл Священного Писания, так как провозглашают его подчиненность толкованиям «отцов», можно приступать к переводу Библии? Не является ли это прикрытием умными фразами желания РПЦ перевести Библию под себя, то есть сделать Библию, максимально подходящей для своих идеологических целей?

Об этом мы еще поговорим. А пока продолжим анализировать взгляды докладчика, а фактически и самой РПЦ.

Итак, из рассмотренного выше становится ясно, что не сам библейский текст, его историческая и лингвистическая точность важны для восточной церкви. Важны «интерпретации отцов», которым и должен следовать перевод Библии для православных верующих.

Трудности, возникающие при ориентации на толкования по «отцам» при переводе Священного Писания

Докладчик резонно говорит: «Но одно дело декларировать, что текст/перевод Библии должен следовать традиции святоотеческой экзегезы, и совсем другое выяснить, как этого добиться».

Казалось бы, что все просто (что замечает и докладчик): «следует выбрать форму [библейского текста], на которой отцы основывали свои толкования».

Но это было просто лет сто или даже полтораста назад. Сейчас ситуация поменялась. И об этом сообщает докладчик: «Другое дело, как быть в случаях, когда данный принцип идет вразрез с методологией текстуальной критики. Ведь иногда отцы основывают толкования на текстах, которые наука единодушно признает сомнительными или подложными».

Иными словами, библейская текстология не стояла на месте и за последние сто лет достигла многого в вопросе восстановления точного текста Священных Писаний. Восточная церковь, для которой, как мы уже убедились, текст Писания и его точность не играли и не играют существенного значения, естественно не считает важными открытия библейской текстологии.

Неважной до определенных пор. Но вот РПЦ решила внести изменения в Священные Писания и тут же столкнулась с весьма щекотливой ситуацией

С одной стороны, она веками основывала свои взгляды не столько на Писании, сколько на толковании этого Писания «отцами», и ей очень трудно, а фактически, невозможно отказаться от этих толкований и рассматривать библейский текст сам по себе, без оглядки на толкования «отцов».

С другой стороны, в современную эпоху она, если претендует на научный подход в вопросе перевода Библии и на то, чтобы этот перевод был принят компетентными кругами, просто не может игнорировать данные библейской текстологии. Фактом же является то, что нередко эти данные, которые дают веские основания для определенного прочтения библейского текста, входят в противоречие с толкованиями «отцов», на которых церковь основывает свои догматы и практики. Например, в части 2 этой серии статей шла речь о так называемой «Иоанновой вставке», которую современная библейская текстология единогласно признает продуктом позднего богословского развития, тогда как восточная церковь не только находит для себя возможным оставить ее в своей Библии, но даже строить на ней свое учение о троице. Именно такое противоречие имеет в виду докладчик, когда сообщает о том, что «иногда отцы основывают толкования на текстах, которые наука единодушно признает сомнительными или подложными».

И теперь восточная церковь должна для себя решить чему отдать предпочтение: «интерпретации отцов» или последним данным библейской текстологии. Если она выберет толкования «отцов», то тем самым покажет свою некомпетентность в деле перевода Священных Писаний, поскольку все авторитетные переводчики стремятся основывать свои переводы Библии на как можно более точном тексте Священного Писания. Более того, этим она даст понять, что ее перевод не следует воспринимать всерьез, так как он основывается не на последних находках библейской текстологии, а на списках Священного Писания, в которых есть множество неточностей и ошибок, а также на толкованиях «отцов», что безусловно не может быть серьезной научной базой для библейского перевода.

Если же она отдаст предпочтение новейшим данным библейской текстологии, она столкнется с проблемой противоречия этих данных толкованиям «отцов», на которых она основывает свои взгляды уже много столетий, поскольку «иногда отцы основывают толкования на текстах, которые наука единодушно признает сомнительными или подложными». Патовая ситуация.

Но даже не это самое сложное. Докладчик далее сообщает: «Гораздо сложнее ситуация с экзегезой (толкованием. Прим. авторов статьи). Во-первых, отцы часто расходились в толкованиях текстов. Пресловутый consensus partum (согласие отцов. Прим. авторов статьи) больше существует в воображении, чем в реальности. Во-вторых, и это главное, некоторые святоотеческие толкования сейчас кажутся натянутыми и надуманными. Нелегко требовать от людей, чтобы они забыли, что со времени святоотеческого периода прошли столетия рефлексии и экзегезы».

Итак, подводя предварительный итог, можно констатировать три проблемы, которые возникают перед церковью, которая настаивает на том, чтобы перевод Священного Писания для православных верующих основывался на «интерпретации отцами» священного текста.

Проблема 1.

При ориентации на толкования «отцов», как основе для библейского перевода, происходит игнорирование последних данных библейской текстологии, которые являются важными для тех, кто хочет приступить к переводу Библии.

Проблема 2.

Сами «отцы» были далеко не единодушны в своих толкованиях, так что основывать на их противоречивых толкованиях означает не то что не решать вопрос о переводе Библии, а наоборот, еще больше его запутывать, поскольку к и так не простому вопросу перевода библейского текста добавляется вопрос выбора того или иного толкования «отцов» из всего их множества.

Проблема 3.

Сами толкования «отцов» зачастую оказываются притянутыми за уши. Поэтому какие есть основания на таких толкованиях, являющихся сейчас надуманными, основывать перевод Слова Бога?

И хотя эти три проблемы автор доклада не ставит перед собой и слушателями, тем не менее они в своей полной ясности встают перед читателями.

Докладчик же, обходя их стороной, продолжает обсуждать вопрос об «оптимальном» переводе Библии для православных верующих.

И как уже было сказано, для него такой перевод должен учитывать толкования «отцов». Это тем более поразительно, что, как мы увидели, данный подход к переводу Писаний порождает те проблемы, о которых шла речь выше. Но докладчика можно понять, поскольку для него, как выразителя мнения восточной церкви, не точность текста, а его «интерпретация отцами» важнее.

И он, понимая все те сложности, которые возникают в случае, когда перевод будет основан на толкованиях «отцов», предлагает такой подход к вопросу перевода Библии для православных верующих: «Возможно, в плане библейского перевода лучше говорить о переводе, созвучном (курсив автора доклада) святоотеческой традиции, а не о переводе, который отражает ее напрямую. По-видимому, это осуществимо лишь в издании, которое включит сноски с толкованиями отцов».

Итак, вместо того, чтобы отказаться от толкований «отцов», как основы для библейского перевода, докладчик предлагает сохранить этот подход, лишь смягчив его. И это смягчение проявится в созвучности перевода Библии толкованиям «отцов», которые будут помещены в сноски.

Но решит ли это те три проблемы, о которых речь шла выше? Как можно согласовать противоречия между последними данными библейской текстологии и «интерпретациями отцов», пусть даже в переводе Библии лишь созвучном этим толкованиям? Как можно отразить в одном переводе два взаимоисключающих подхода? Как можно это сделать, если судя по наиболее точному библейскому тексту, восстановленному библейской текстологией, следует одно понимание, тогда как «отцы церкви» в своих толкованиях предлагают совершенно другое понимание?

Как это будет отражено в самом переводе? Может в тексте перевода будет приведено прочтение, основанное на данных библейской текстологии, а в сносках – толкование «отцов» (или наоборот)? Но тогда как будут себя чувствовать читатели этого перевода? Да и как будет достигнута цель, а именно подготовка перевода Библии для православных верующих, если в нем будут допущены такие взаимоисключающие подходы? Не проще ли в таком случае для РПЦ попросту сказать, что ей не нужны никакие данные библейской текстологии, что она и дальше будет держаться традиционного текста, основанного на византийской традиции и подкрепленного толкованиями «отцов»? Но вместо этого РПЦ хочет усидеть на двух стульях.

Как это решит вторую проблему, если сами «отцы» не были согласны между собой в вопросе толкований Священного Писания? И если все эти многочисленные и противоречивые толкования «отцов» вынести в сноски, как предлагает докладчик, каких же объемов должна стать Библия? И если простые верующие РПЦ не читали даже Синодальное издание, то будут ли они читать такой многотомный перевод Библии, в котором, кстати сказать, сноски займут намного больше места, чем текст Слова Бога? Будут ли они читать Библию, если утонут в множестве противоречивых толкований одного и того же отрывка у разных «отцов»? Будут ли они все это читать, даже если само Слово Бога многие из них не могут осилить далее нескольких страниц? А если будет отдано предпочтение толкованию какого-то одного «отца церкви» (чтобы избежать издания многотомной Библии), как себя почувствуют остальные, не будут ли они обижены тем, что их обошли стороной?

Как это решит третью проблему, если читатели увидят всю надуманность толкований «отцами» Писания, особенно если они будут сравнивать эти толкования с прочтением на основании последних данных библейской текстологии? Да и много ли найдется таких, которые будут вникать в тонкости толкований Священного Писания множеством «отцов»?

Поэтому докладчик, вместо того чтобы предложить оптимальный перевод Библии, делает совершенно противоположное.

Далее, напомнив читателям, что Писание – это своего рода «икона» или «физическое средство постичь духовную суть (курсив автора доклада) события», что исключает необходимость поиска наиболее точных слов Писания, о чем уже неоднократно говорилось в этой статье, автор снова возвращается к «функции Писания в богослужении».

И это тем более поразительно, что и Иоанн Златоуст, и сам автор доклада подчерквиали необходимость чтения Писания верующими регулярно. Но автор, как тот, кто обязан следовать канонам восточной церкви, сообщает: «Если исходить из того, что основная встреча православных с библейским текстом происходит за богослужением, то язык перевода Библии должен гармонировать с языком богослужения».

Поразительно, но восточная церковь даже не предпринимает попыток вывести Библию из церковной ограды, ограничиваясь слабыми сетованиями отдельных своих представителей по поводу того, что кроме как в церкви Писание не читается. Наоборот, провозглашая, что «язык перевода Библии должен гармонировать с языком богослужения», церковь тем самым показывает, что человек должен исключительно в церкви слушать Писание.

Но тогда мы вправе задать вопрос: зачем вообще РПЦ предпринимать попытку исправить Писание, если ее цель привести текст Писания в гармонию с собственным богослужением? Не является ли причиной этого то, что церковь хочет скорее не научить людей истине, для чего нужен как можно более точный текст Писания, а привлечь их в церковь, для чего нужен не точный перевод Писания, а лишь «созвучный святоотеческой традиции»? И снова мы видим как тезис «церковь не может ошибаться» является тем краеугольным камнем, который обусловливает все действия церкви, в том числе и ее желание исправить Писание.

Более того, если для церкви приведение текста Писания в гармонию с собственным богослужением является важнее того, чтобы дать людям точный текст Писания и на наиболее понятном языке (так как согласитесь, что приведение текста Писания в гармонию с церковным богослужением этому явно не способствует, а даже мешает этому), не является ли это очередным веским доказательством того, что не желание научить людей истине двигает ею, а желание защитить свои позиции в российском обществе?

Из всего рассмотренного непредубежденные читатели могут с предельной ясностью увидеть, что от желания РПЦ предпринять исправление перевода Священных Писаний осталось одно желание.

Продолжение читайте в части 4.

ПОДЕЛИСЬ В СОЦ СЕТЯХ!