НАСКОЛЬКО ДАЛЕКО РПЦ ПРОДВИНЕТСЯ ПО ПУТИ ПЕРЕВОДА БИБЛИИ? Часть 4

(по Материалам VII Международной богословской конференции Русской Православной Церкви. Москва, 26-28 ноября 2013 г.)

Двоемыслие означает способность одновременно держаться двух противоположных убеждений... Этот процесс должен быть сознательным, иначе его не осуществить аккуратно, но должен быть и бессознательным, иначе возникнет ощущение лжи, а значит и вины.

Дж. Оруэлл

«1984»

Продолжая данную серию статьей, мы отдаем себе отчет в том, что нашими читателями будут немногие. Одни по причине того, что им не очень интересна данная тема. Другие – потому что раз уловив главный тезис всей серии, считают для себя ненужным входить в подробности. Но мы уверены, что среди наших читателей найдутся те немногие, которым будет интересно в подробностях рассмотреть то архинеуважительное отношение восточной церкви к Священному Писанию и его переводу.

И снова мы возвращаемся к взглядам митрополита Волоколамского Илариона. На этот раз речь пойдет о его статье «Значение Священного Писания в современном православном богословии», помещенном в уже указанном сборнике. Ценя время читателей, мы не будем анализировать весь доклад митрополита, тем более, что похожиме мысли он озвучил в другом своем докладе, анализ которого можно прочесть в части 1 данной серии статей. Остановимся лишь на ключевых моментах, которые не только в еще большей степени оттенят то, что уже было скзано, но и сообщат новую иноформацию.

И снова о церковном предании

Данный докладчик, как представитель восточной церкви, не мог пройти мимо такого понятия как предание. Не обременяя читателей ненужными подробносятми и отвлеченными рассуждениями, приведем мысли самого докладчика. И вот что мы читаем в его докладе: «Писание рождается в недрах религиозной традиции (Предания), передается религиозной традицией и интерпретируется религиозной традицией». 

Поразительны они потому, что само Писание не только провозглашается частью предания (ранее докладчик прямо об этом сказал: «В православной традиции Писание понимается как часть Предания»), но и потому, что Писание ставится в зависимость от предания. Иными словами, Писание имеет значение не само по себе, а поскольку было «рождено в недрах религиозной традиции (Предания)», так что не Писание определяет предание, а предание диктует свою волю Писанию. 

Более того, такая абсолютная зависимость Писания от предания или религиозной традиции, которая проявляется в рождении Писания в ней, передаче ею и интерпретации этой традицией или преданием, не оставляет от самого Писания ничего существенного. Ведь если Писание рождается, передается и даже интерпетируется преданием, в чем его значимость? В чем значимость Писания, если оно было рождено в совершенно иную религиозную эпоху, если оно прошло столетия передачи посредством религиозной традиции и ею же было неоднократно интерпретировано? Что при всем при этом от Писания осталось? В абсолютном смысле ничего, поскольку за века передачи и интерпретации Писание стало абсолютно зависимым от предания, которое одно и может считаться для восточной церкви истинным толкованием Писания. И здесь невозможно будет спрятаться за фразой, которую использует докладчик (правда, касаясь несколько иного вопроса): «Этими словами отнюдь не умаляется значение Писания…», поскольку это лишь пустой звук. А суть в том, что восточная церковь действительно умаляет значение Писания, подчиняя его своему церковному преданию. 

Изучение Писания с точки зрения восточной церкви

Но вот еще более поразительная мысль докладчика, которая доказывает, что предание в восточной церкви не только стоит выше Писания, но и польностью загораживает его, не давая ему возможности говорить с человком. Докладчик сообщает: «Вне контекста Предания библейские тексты могут рассматриваться с точки зрения текстологии, языковых и литературных особенностей, могут изучаться как исторические свидетельства. Но догматическую значимость они обретают лишь в контексте Предания. Предание правомочно придавать новый, догматический смысл даже тем текстам Писания, которые буквально не выражают его».

Вдумайся, уважаемый читатель, в смысл этих фраз. Автор честно говорит, что «библейские тексты могут рассматриваться с точки зрения текстологии, языковых и литературных особенностей, могут изучаться как исторические свидетельства». Но как?! Только «вне контекста Предания». Иными словами, ты, уважаемый читатель, можешь вникать во все тонкости текстологии, языковые и литературные особнности библейского текста, можешь изучать исторические свидетельства с целью лучше понять мир Писания, людей и сами идеи библейской (sic!) эпохи. Но только до тех пор, пока этот твой интерес не вторгнется в пределы предания и не поставит его под сомнения, как говорит автор, «вне контекста Предания». Как сказано в книге Иов 38:11 (СП) «доселе дойдешь и не перейдешь». Почему? Да потому что своим суетным умом ты можешь додуматься до такого, что и еретиком станешь, а вренее сказать, увидишь противоречия и ложность церковного предания и догматики.  Но если же ты не хочешь быть еретиком (читай: понять подлинный смысл Писания без того, чтобы тебе навязывали свои представления), то читая Писание, ориентируйся на предание, поскольку только оно может придать библейским текстам «догматическую значимость», покушаться на которую ты не имеешь права. Вот так. Не более, но и не менее. 

Более того, «Предание правомочно придавать новый, догматический смысл даже тем текстам Писания, которые буквально не выражают его». А мы скажем, избегая эвфемизмов: предание в восточной церкви правомочно вкладывать в Писание чуждые ему идеи только потому, что к этому его обязывает «догматический смысл» церковных учений. Вот так, ничтоже сумняшеся, докладчик дал ясно понять, что Писание для РПЦ не важно, что его можно и даже нужно извращать, если этого требует (sic) «догматический смысл» учений восточной церкви. 

Так что если ты, читатель, вдруг в процессе вникания во все тонкости текстологии, языковые и литературные особенности библейского текста, а также изучения исторических свидетельств, вдруг обнаружишь то, что противоречит «догматическому смыслу» учений восточной церкви, ты обязан сказать себе: «Это ничего, главное не делать догматических выводов, противоречащих таковым в восточной церкви. Ведь я знаю, что восточная церковь не может ошибаться даже несмотря на разоблачающие ее слова Христа и апостолов». Но что это, как не насилие над собственной совестью?! Что это как не то, что в романе Дж. Оруэлла «1984» названо двоемыслием, когда человека приучают верить в два взаимоисключающих понятия или принципа и утверждают, что никакого противоерчия между ними нет? И кто-то еще будет с чистой совестью обвинять свидетелей Иеговы, которые якобы закрывают глаза на те места Писания, которые якобы противоерчат их идеям?! 

И как тебе, дорогой читатель, нравится такое исследование Писания, которое предлагает РПЦ и которое сводится лишь к спортивному интересу, когда история, текстология,  языкознание изучаются просто ради расширения кругозора, без того чтобы коректировать свои богословские учения? Не доказывает ли этот тот факт, который уже неоднократно звучал в данной серии статей, а именно что для восточной церкви Писание не играет какой бы то ни было существенной роли и что восточная церковь – это церковь исключительно предания, а не Писания? 

И как с такой позицией приступать к переводу Библии? Как можно приступать к переводу Библии, если текстология, языкознание и остальные научные данные, необходимые для перевода Библии не играют существенной роли в том случае, если они будут противоречить «догматическом смыслу», принятому в восточной церкви? Зачем вообще в таком случае приступать к переводу Библии, а не оставить все как есть, тем более, что по мнению самой РПЦ Синодальное издание уже давно прочно вошло во внелитургический церковный обиход? Сделать более созвучным современнойму русскому языку? А стоит ли это того, если для завоевания новым переводом Библии, который предпринимает РПЦ, авторитета, потребуются десятилетия, тогда как традиционное Синодальное издание его уже давно завоевало?

Болезнь «вселенской» церкви

И такой подход характерен не только для православной церкви. Такой известный протестантский историк церкви как А. Гарнак в своей книге «История догматов» утверждает почти те же мысли, что мы только что обсудили. Говоря о процессе формирования ново-заветного канона он пишет: «но религией буквы католицизм никогда не становился… развитие учения шло своей дорогой, подлежавшей лишь влиянию Нового Завета». «Подлежавшей лишь влиянию Нового Завета» - вот оказывается как. Оказывается, церковные учения лишь «подлежали… влиянию Нового Завета», в остальном же развитие этих церковных учений «шло своей дорогой». Это подобно тому, как кто-то лишь принимает к сведению совет или предписание и кто не обязан в точности ему следовать. Вот и католическая (в смысле вселенская или всеобщая, а не в смысле конфессионального названия) церковь, формируя свои учения, лишь принимала к сведению текст Нового Завета, не чувствуя обязанность строго ему следовать, но толкуя его в согласии со своими учениями, так сказать, «шла своей дорогой». И ей, церкви, оказалось не по той же дороге, что и Новому Завету.

Что из этого вышло? Ни много ни мало: извращение подлинных слов Христа и апостолов и отступничество от их учений и практик в пользу тех догматов, которые столетиями формировала церковь, лишь для видимости прикрываясь авторитетом Нового Завета. Так что очевидно, что данная болезнь, в церковных кругах прозванная всеобщей идеей, присущей всей полноте церкви, оказалась присущей не одной какой-то церкви, а является болезнью церкви вселенской. И всему виной позиция как восточной части церкви («Писание рождается в недрах религиозной традиции (Предания), передается религиозной традицией и интерпретируется религиозной традицией»), суть которой в невероятном умалении Писания в угоду церковному преданию, так и западной церкви («… развитие учения шло своей дорогой, подлежавшей лишь влиянию Нового Завета»), суть которой заключалась в подчинении ясно изложенных в Новом Завете слов Христа и апостолов своим церковным учениям. 

Относясь к тексту Нового Завета в большой степени как к тексту, относящемуся к I веку н.э., тем самым касавшемуся всех последующих эпох лишь опосредовано (помним: Новый Завет лишь «влиял» на «развитие учения», а не определял его), вселенская церковь развязывала себе руки в сфере развития собственных учений, не считая текст Нового Завета тем абсолютным эталоном, который один должен определять чистоту и истинность христианских истин и учений. Теперь, после того как Новый Завет церковью был провозглашен продуктом I века и относящимся почти в абсолютной степени к этому периоду и лишь отчасти, по ее собственному выбору, к последующим эпохам, церковь во главу угла в вопросах учения поставила изменявшиеся от эпохи к эпохе обстоятельства, в которых она находилась. Вот почему в исторических исследованиях церковных историков такие понятия как необходимость или отсутствие необходимости в раскрытии догматов во II и в последующих веках н.э., появление так называемых еретиков и необходимость борьбы с ними, стали определяющими факторами, которые влияли на развитие церковного богословия. Вот почему часто в таких исследованиях можно прочесть, что тот или иной церковный писатель, впоследствии признанный ортодоксальным (или почти ортодоксальным), творил свое богословие в полемике с теми, кого он считал еретиками. Иными словами, не истина Писания стала определять истинность христианских учений, а изменчивые факторы, которые имели место в ту или иную эпоху. Были ли эти факторы сугубо субъективными или они носили и объективный, то есть независимый от человека характер? Это не так уж и важно, поскольку замена Писания, как эталона истины, на преходящие (именно их можно назвать субъективными в абсолютном смысле этого слова) человеческие факторы означала лишь одно: не истина Писания стала определять истинность христианских учений, а церковные учения, которые теперь не обязаны были быть сверяемы с Писанием, подчиняли себе это Писание, внеся в них те значения и те толкования, каких в них не было и даже не подразумевалось. Вот почему практически всеми признано, что церковные учения являются не только и даже не столько результатом данных Нового Завета, сколько данными церковной интерпретации данных Нового Завета через призму научно-философских (неоплатонических, аристотелевских, стоических) данных того времени. Не Писание стало определять истинность церковных догматов, а церковные догматы стали определять ту степень необходимости в самом Писании для подтверждения истинности догматов. И если Писание ничего не могло сообщить в подтверждение того или иного догмата, от свидетельств Писания с легкостью отмахивались, так как было достаточно и того, что эти учения подтверждаются преданием и «отцами церкви». 

Раздвоение личности

Или о том, как можно называть черное белым 

и при этом оставаться вменяемым

Да и не напоминает ли желание восточной церкви, не отказываясь от своего предания, в то же время принять и данные библеистики нечто, похожее на то, что в психиатрии принято называть раздвоением личности? Мы не бросаем слов на ветер. Судите сами.

Выше речь шла о том, что по словам докладчика в восточной церкви допустимо исследовать текстуальные, лингвистические, исторические данные с целью лучше понять мир и идеи Писания. Но это можно делать до тех пор, пока такие исследования не покушаются на «догматический смысл» Писания, как его понимает восточная церковь. Более того, докладчик, как наши читатели уже поняли, призывает к тому, чтобы православные верующие, читающие Писание и проводящие исследования в обозначенных областях науки, не смущались, если увидят несоответствие между «догматическим смыслом» учений церкви и данными Писания, какими они представляются в результате научных изысканий библеистики. 

Далее в статье он утверждает еще более откровенно: «Существует мнение, будто православный христианин должен отвергать библейскую критику как продукт преимущественно протестантской науки. Это мнение следует считать ошибочным. Благоговейное отношение к Библии отнюдь не исключает критического отношения к ее тексту. Сличение древних рукописей, установление разночтений и выявление наиболее авторитетного текста никоим образом не противоречит православному пониманию Священного Писания, поэтому критические издания Библии не менее ценны для православного христианина, чем для католика или протестанта».

Так и хочется воскликнуть: автор действительно верит в то, о чем говорит, или попросту издевается? После всего сказанного ранее разве можно серьезно утверждать, что для восточной церкви что-то кроме своего предания, которое одно может придать «догматический смысл» Писанию, является важным? Зачем для восточной церкви, которая в вопросах «догматического смысла» ориентируется исключительно на свое предание, «сличение древних рукописей, установление разночтений и выявление наиболее авторитетного текста» Библии? Зачем ей все это, если кроме общего ознакомления ей это ничего не дает? Зачем ей все это, если все эти данные как раз и могут поставить под сомнение «догматический смысл» учений восточной церкви, в которых сомневаться нельзя? 

И разве докладчик не издевается, когда утверждает, что «критические издания Библии не менее ценны для православного христианина, чем для католика или протестанта»? Чем они ценны? Неужели тем, что читая такие переводы думающий и анализирующий православный верующий с очевидностью увидит несостоятельность «догматического смысла», который навязывает восточная церковь и станет перед выбором: уйти из церкви, которая извращает слова Писания или остаться в ней и впоследствии приобрести невроз? Но есть и третий путь: научиться оруэлловскому двоемыслию. 

Чем как не издевательством можно назвать слова докладчика «Существует мнение, будто православный христианин должен отвергать библейскую критику как продукт преимущественно протестантской науки»! Да не потому «православный христианин должен отвергать библейскую критику», что она является «продукт[ом] преимущественно протестантской науки», а потому, что библейская критика по своей внутренней сущности и методологии абсолютно противоположна подходу православной церкви к Писанию, хотя докладчик утверждает обратное, когда говорит, что данные библеистики «не противоречат православному пониманию Священного Писания». Восточная церковь в принципе не ориентируется на критический текст, поэтому ей нет абсолютно никакой надобности привлекать последние данные библейской текстологии. Она ориентируется исключительно на свои традиции, текст большинства, критическое издание которого она никак не может подготовить, и свой «догматический смысл», который она вкладывает в Писание, независимо от его содержания. Ведь как помнят наши читатели, автор ясно заявил, что «предание правомочно придавать новый, догматический смысл даже тем текстам Писания, которые буквально не выражают его». Так зачем «сличение древних рукописей, установление разночтений и выявление наиболее авторитетного текста», если не эти данные будут решающими в вопросе перевода Священного Писания, а «догматический смысл» Писания, который уже давно предписан преданием восточной церкви?

Да и как быть с тем, что РПЦ провозгласила, что переводы Библии, выполненные протестантскими деноминациями, не могут быть рекомендованы для чтения чадами православной церкви? Вместо этого докладчик утверждает, что «критические издания Библии не менее ценны для православного христианина, чем для католика или протестанта», то есть ценны как раз те издания, которые осуществляют протестантские деноминации и которые в своем основании имеют критический текст. Не раздвоение ли это личности?

И сам докладчик далее откровенно заявляет, что «в силу самих предпосылок новоевропейской библейской науки духовное толкование Писания, основное для святых Отцов, остается вне поля ее зрения. Можно сказать, ученый, изучающий букву Библии с помощью историко-филологических методов, и богослов, сосредоточивший свое внимание на духовном толковании Писания сквозь призму святоотеческой экзегезы, смотрят на Библию с двух разных точек зрения. Важно понимать, что эти точки зрения не противоречат одна другой».

Вот это да! Докладчик серьезно утверждает, что «эти точки зрения не противоречат одна другой». Что это всего лишь «две разные точки зрения» и что можно интересоваться данными библеистики и при этом оставаться в рамках «духовного толкования Писания, основного для святых Отцов». Поразительно! Но не поразительно для того, кто принял тезис о том, что важно не столько Писание, сколько тот «догматический смысл», который в него вкладывает восточная церковь. Двоемыслие!

Как уже неоднократно подчеркивалось в этой серии статей, для восточной церкви Писание является лишь частью церковного предания. Или как сказал автор ранее в своем докладе: «Писание рождается в недрах религиозной традиции (Предания), передается религиозной традицией и интерпретируется религиозной традицией». А раз так, следуя логике восточной церкви, от эпохи к эпохи толкование Писания и смысл, вкладываемый в него, может и должен меняться. Именно об этом и говорит докладчик, когда утверждает, что «историко-филологические исследования Библии помогают нам… лучше понять, как слова Писания понимались первыми его читателями и слушателями… эти исследования обращены именно на буквальное понимание Писания, на «преходящую явленность» его буквы». 

Заметьте, что такие исследования дают лишь понимание слов Писания в эпоху его написания, не более. Что такие исследования направлены исключительно «на «преходящую явленность»… буквы» Писания. Иными словами, такие исследования могут помочь понять библейское мышление людей эпохи ее написания, но не дадут понимания Писания в эпоху поздней античности, в эпоху средневековья и нового времени. А это дает широкий простор для утверждения о том, что поскольку Писание имело в религиозном, культурном и социальном отношении узкое хронологическое применение, остается возможность и даже необходимость иных его интерпретаций в другие эпохи, в ту же позднюю античность, средневековье и новое время. Вот так казуистичеки было доказано, что Писание фактически можно искажать и даже извращать, для чего достаточно провозгласить, что его прямой и первоначальный смысл ограничивался временем его создания, а в другие эпохи могли и даже должны были быть иные интерпретации.

Но как тогда быть с тем, что в IX веке процесс догматотворчества восточной церкви был прекращен? Церковные историки ответят, что все христианские догматы были раскрыты в достаточной степени, чтобы истинно верующий мог отличить истину от ереси и разоблачить последнюю, поэтому и не было необходимости развивать богословие далее. Но так ли на самом деле? Не сыграли ли свою роль чисто земные причины, например, все более и более усиливающаяся неприязнь к философским спекуляциям в области теологии, когда создавалась угроза переусердствовать в этой области и тем самым впасть в ересь? 

Но даже не это важно. Важно другое. Почему восточная церковь, фактически ограничивая хронологические рамки применения и важности самого Писания исключительно I веком и исследуя его лишь с целью понять религиозный мир Писания библейской эпохи, что якобы дает ей право на развитие в иные эпохи и в иных условиях своих догматических воззрений, абсолютизирует период с IV по IX века? Почему она не применяет тот же подход и не утверждает, что предание должно меняться не только в указанный период (IV по IX века), как оно изменилось от I до IV веков, но и впериод после IX века? Католическая церковь, так же заблуждающаяся, по крайней мере, творила свои догматы вплоть до XX и даже в самом ХХ веке. Это честность? Нет,это двоемыслие. 

Ну да это дело церкви, как и дело тех, ко считает ее истинной. У нас другой вопрос: можно ли сказать, что относясь к Священному Писанию как к произведению, которое может быть интерпретировано от эпохи к эпохе независимо от его внутренних и остальных данных, церковь относится к Писанию как к Слову Бога? Далее будут приведены еще более убедительные слова, которые говорят о том, что восточная церковь по сути не считает Библию Словом Бога.

И какая интересная, а главное глубокая мысль, что «ученый, изучающий букву Библии с помощью историко-филологических методов», оставляет без внимания «духовное толкование Писания, основное для святых Отцов». Поразительно другое: как такой ученый мог бы им остаться, если бы в своих научных изысканиях в области библейского текста ориентировался на «духовное толкование Писания, основное для святых Отцов»? А если он верующий православной церкви, как он мог бы остаться им, видя все противоречия? Только пройдя усиленный курс оруэлловского двоемыслия.

К тому же почему такой ученый с необходимостью должен ориентироваться на «духовное толкование Писания, основное для святых Отцов»? Почему с тем же успехом он не может ориентироваться на «духовное толкование Писания» какой-то другой церкви или деноминации или, скажем, другой эпохи? 

И действительно ли «эти точки зрения не противоречат одна другой» после всего, что было об этом сказано выше? 

Или вот слова Сергия Булгакова, которые приводит докладчик в подтвержение якобы того, что востоная церковь совсем не против и даже поощряет использование данных библеистики: «…является вполне естественным… воспользоваться теми подлинно научными достижениями, которые осуществлены в этой области в новое время в западном христианском мире, и, соответственно исправив и восполнив, ввести их в полноту церковного предания, конечно не в отмену, но в дальнейшее раскрытие и восполнение существующего». 

Заметим, автор этих слов не против внесения данных библеистики не потому, что он приветствует их как данные, которые помогут установить истину или хотя бы уточнить некоторые богословские данные. Этот вопрос даже не ставится, поскольку восточная церковь не может ошибаться и в уточнениях своей догматики не нуждается. Эти данные привлекаются лишь постольку, поскольку могут быть «соответственно исправ[лены] и восполн[ены], [что позволит] ввести их в полноту церковного предания». И снова мы видим ту же мысль: важны не сами по себе данные библеистики, которые смогут помочь скорректировать свои взгляды, чтобы они были ближе к истине, а то, что эти данные, соответственным образом исправленные и восполненные, будут еще одним доказательством истинности предания, которое не может и не будет отменено восточной церковью. Иными словами, все эти данные необходимы лишь затем, чтобы пройдя путь исправлений, служить доказательством истинности восточно-христианского толкования Писаний, чтобы можно было сказать: «Вот видите, даже западная библеистика предоставляет доказательства истинности восточно-церковного толкования Писаний». А на самом деле все это необходимо для того, чтобы прикрыться авторитетом. 

И тогда у нас вопрос, который уже много раз звучал: зачем вообще восточной церкви данные библеистики? Не будет ли честнее попросту от них отказаться и не создавать иллюзию, что восточная церковь хочет как можно точнее воссоздать слова Писания? Но даже если и хочет это сделать, какое практическое значение это будет иметь, если независимо от научных данных, догматика церкви, «догматический смысл», все равно не изменится? 

Не раздвоение ли это личности?

Церковное предание и граница священного канона

Теперь докладчик переходит к практическому выводу, который следует из того важного значения, которое восточная церковь придает преданию. 

Он говорит о границах Священного Писания. Поскольку для востояной церкви Писание и предание являют собой нечто единое, не противоположное (как в протестантизме) и даже не дополняющее (как в католицизме) друг друга, вопрос о границах Писания в восточной церкви приобретает весьма интересное звучание. Докладчик сообщает, что в Библиях, принятых в восточных церквях, наличествует больше чем 66 книг. Возможно вам встречались церковные издания Библии, в которых вместо 66 было 77 книг. Такова, например, Библия, которую можно приобрести в православной церкви. И эти 11 дополнительных книг входят в состав еврейских Писаний и называются второканоническими. 

С точки зрения предания восточной церкви это можно понять. Но давайте подумаем вот о чем. Почему дополнительные книги находятся только в еврейских Писаниях или Ветхом Завете восточной церкви? Почему их нет в Новом Завете, который по своему составу не отличается от Нового Завета на западе? Может потому, что нечего было включать в Новый Завет кроме 27 канонических произведений? Мало мальски грамотные люди сразу ответят, что это нет так. Более того, в Новый Завет потенциально могло быть включено гораздо больше, чем 27 канонических произведений, так как христианских произведений апостольского и раннего послеапостольского периодов, многие из которых пользовались немалой популярностью среди ранних христиан, было более чем достаточно. Но тогда почему они не были включены, тогла как 11 книг в Ветхий Завет включены были? 

Если размышлять далее, то ситуация поражает еще сильнее. Если восточная церковь нашла возможность дополнить 11-тью книгами Ветхий Завет, не говорит ли это о том, что ничто не мешало ей сделать то же и в случае с Новым Заветом? Но этого сделано не было. Почему? Не потому ли, что ранние христиане очень скрупулезно относились к новозаветному канону? Если рассматривать историю формирования канона Нового Завета, то бросается в глаза та тщательность в исследованиях, которой подвергались все, абсолютно все христианские произведения. И все, что хотя и было авторитетным и древним, что пользовалось популярностью, но не входило в новозаветный канон, исключалось из него. Как говорится, и мышь не проскочит. 

Более того, церковь трех веков четко отличала Писание, в том числе и Новый Завет от всего, что им не являлось. Вот почему можно было часто слышать во время богословских споров о том, что то или иное положение противоречило Писанию. Сама по себе эта формулировка теряла бы всякий смысл, если бы канон Писания (в том числе и Нового Завета) не был четко определен. Так что современная церковь не может включить в свой Новый Завет больше, чем 27 произведений. Сделай это, она пойдет не только против истины, но и против истории раннего христианства, продолжательницей которой себя считает. В случае же еврейских Писаний, которые восточная церковь еще в меньшей степени почитает чем Новый Завет, так как считает их лишь приготовлением к Новому Завету, она находит возможным включить дополнительные книги, при этом не слишком заботясь о том, какие это книги, какого содержания и из какого периода (они ведь всего лишь предуготовительные, то есть фактически второстепенные). Вот поистине показательный пример патологического влияния гипертрофированного предания. 

Еще один показательнейший пример вопиющего неуважения восточной церкви к Священному Писанию

Но далее докладчик говорит действительно странные и малопонятные вещи, которое выдают полное неуважение восточной церкви к Священному Писанию как к Слову Бога. Приводя мнение одного восточного богослова (некоего Сахарова) по вопросу предания, он сообщает: «Если предположить, что по тем или иным причинам Церковь лишается всех своих книг, то есть Ветхого и Нового Заветов, творений Святых Отцов и богослужебных книг, то Предание восстановит Писание, пусть не дословно, пусть иным языком, но по существу своему, и это новое Писание будет выражением той же веры… Но если бы Церковь лишилась своего Предания, то она перестала бы быть тем, что есть…» И именно после этих слов докладчик добавил: «Этими словами отнюдь не умаляется значение Писания…» Но так ли это? Судите сами.

Для докладчика и автора приводимых им слов потеря именно предания считается той потерей, в результате которой церковь «перестала бы быть тем, что есть», тогда как о потере Писания он говорит далеко не с таким сокрушением (и это понятно, так как Новый Завет является всего лишь церковным преданием I века). Более того, он считает, что при утрате Писания оно может быть восстановленно, так как предание осталось, а лишь оно может быть гарантией истинности и самого существования церкви. 

Но дорогой читатель, обрати внимание на то, каким будет восстановленное на основании сохраненного предания утерянное Писание? «Не дословн[ым]… [а лишь] по существу своему». Иными словами, восстановленное Писание уже не будет точным. Но ведь этого для восточной церкви и не надо, как об этом шла речь в предыдущих статьях из данной серии, и как это подчеркивает автор. Мы помним, что для восточной церкви важен не текст и его точность, а то, как этот текст может выразить догматику и традиции самой церкви. Именно это имеет в виду докладчик, когда цитирет слова богослова: «и это новое Писание будет выражением той же веры», то есть веры восточной церкви. 

А теперь представьте, что вы историк, и пытаетесь объективно осветить определенный отрезок прошлого. В вашем распоряжении все относящиеся документы. Сможете ли вы воссоздать историческую реальность?

А теперь представьте, что у вас нет ни одного полного исторического документа, а лишь отдельные фрагменты, различной полноты и о соотношении которых вы можете догадываться и строить предположения. Сможете ли вы воссоздать картину прошлого такой, какая она была в действительности. 

Но кажется именно это подразумевает докладчик и цитируемый им богослов, который говорит, что «Предание восстановит Писание… не дословно… иным языком… по существу своему», и такое восстановленное «новое Писание будет выражением той же веры». Какой веры? Веры Библии? Или веры восточной церкви, которая на основании своего предания, а не объективных данных, восстановит Писание? 

И разве можно сказать, что эти слова православного богослова о предании и Писании говорят об уважении восточной церкви к Писанию?

Разве можно сказать, что церковь, которая лишившись Писания и которая путем привлечения своего предания будет восстанавливать Писание, «не дословно,…иным языком», имеет подлинное уважение к Писанию? Можно ли так сказать, если это восстановление будет «не дословно,…иным языком», то есть по сути не путем отыскания наиболее точного и полного текста Нового Завета, а лишь приблизительно? Можно ли согласиться с тем, что такое не дословное и иным языком восстановление текста Писания будет подлинными словами Христа и апостолов? 

Но тогда зачем такое восстановление? И зачем вообще предпринимать перевод Писания, если изначальная установка допускает его свободный пересказ в согласии не с последними данными библеистики, а в согласии с догматическим смыслом учений восточной церкви, ее предания?