НАСКОЛЬКО ДАЛЕКО РПЦ ПРОДВИНЕТСЯ ПО ПУТИ ПЕРЕВОДА БИБЛИИ? Часть 2

(по Материалам VII Международной богословской конференции Русской Православной Церкви. Москва, 26-28 ноября 2013 г.)

Мы продолжаем знакомить наших читателей с перспективами перевода Библии, который планирует осуществить РПЦ.

В части 1 у наших читателей была возможность проследить за анализом пленарного доклада митрополита Волоколамского Илариона «Переводы Библии: история и современность».

Сейчас мы хотим обратить внимание на статью Христоса Караколиса «Критический текст Нового Завета: православная перспектива».

В данном авторском докладе, как нам кажется, все то, о чем было сказано в первой части, будет представлено более выпукло и даст возможность читателям яснее увидеть подход церкви к вопросу отношения к Писанию и его переводу, поскольку Христос Караколис в своем докладе приводит весьма показательные примеры.

Уверены, что эти яркие примеры, приводимые докладчиком, и их анализ будут по достоинству оценены читателями и они не пожалеют о потраченном времени.

Что не так с критическим текстом?

Начиная свое сообщение на конференции автор указывает на то, что «в православном научном и церковном сообществе нет единого мнения о критическом тексте греческого Нового Завета». По его словам, некоторые принципиально против использования критического текста и призывают пользоваться исключительно традиционным церковным текстом, тогда как другие не против пользоваться критическим текстом в науке, но не приемлют замену традиционного для православной церкви текста Библии на критический текст для богослужебных чтений. Относитетельно последнего, как замечает докладчик, все в восточной церкви довольно единодшны. И добавляет: «Полагают, что новозаветные перикопы, читаемые на богослужении, должны отражать не критический текст, а «текст большинства»: традиционный византийский текст Нового Завета, как он был опубликован в Венеции во времена Османской империи», что имело место в начале ХХ века.

Уже из этого становится очевидно, что подход запада и восточной церкви к вопросу об отношении к Писанию, его точности в передаче и переводе, отличаются. Тогда как на западе идет поиск наиболее точной формулировки текста Нового Завета путем поиска, анализа, сличения имеющихся в наличии многочисленных ново-заветных рукописей, на востоке этот подход отрицается в принципе и допускается лишь постольку, поскольку его можно разрешить в узких научных кругах.

И как бы подтверждая эту мысль, автор доклада переходит к вопросу о том, что такое критический текст. Отвечая на него, он приводит следующую цитату: «… это «эклектический текст, установленный на основании чтений, которые содержатся в рукописях… это современный текст, опирающийся на данные древних текстов». То есть это искусственый текст, воссозданный на основании не одного источника, а на основе многих, считающихся наиболее надежными текстуальными источниками новозаветных произведений.

Иными словами, как сообщается далее в докладе, целью при подготовке критического текста являются поиски как можно большего числа ново-заветных рукописей, сличение их между собой для нахождения разночтения и затем, используя научный аппарат, решения вопроса о том, какое прочтение текста следует предпочесть в том или ином случае.

Действительно, по словам автора доклада, «подготовка критического текста весьма трудоемка». Но в то же время, как отмечает сам же автор, этот «искуственный текст, созданный на основе лучших (курсив авторов данной статьи) из доступных свидетельств», хотя и замечает далее: «Но ведь ни одна рукопись не совершенна. Если только ученые не добудут автограф древнего текста (чего практически никогда не бывает), им придется иметь дело с модификациями оригинала, даже если у них на руках есть самые лучшие и надежные рукописи».

С этим мы можем согласиться. Действительно, очень трудно, при наличии тысяч копий ново-заветных текстов, сличить их между собой, найти разночтения и тем более решить какое прочтение предпочтительнее на основании того, какие из имевших место текстов древнее, то есть отражает состояние текста максимально приближенного к тексту оригинала. Но какой другой способ убедиться в подлинных слвах Христа и апостолов, то есть в христианском учении и практике, более оправданный, чем этот, у нас есть? Неужели подход православной церкви, которая, по сути, никогда и не ставила перед собой задачи нахождения наиболее точных текстов ново-заветных произведений, о чем будет еще речь далее, и которая довольствовалась вплоть до начала XX и даже в более позднее время так называемым «текстом большинства», который отражал византийскую традицию передачи ново-заветного текста, является лучшим способом установления точного текста христианских греческих Писаний, тем более, что и сам «текст большинства» имеет множество неточностей?

Но этот вопрос уместен только для лиц, которые переняли западный подход в библеистике. В православии этот подход невозможен в принципе, так как восточная церковь пользуется совершенно иной методологией. Как уже было указано в части 1 данной серии статей, для восточной церкви Писание является лишь частью изменяющегося от эпохи к эпохе и от общества к обществу предания. Именно об этом говорит и автор доклада: «потому что Библия (в том числе Новый Завет) считалась не столько священным текстом, сколько письменной фиксацией устного предания. Это был текст, который всегда нуждался в новых интерпретациях, применяющих его к проблемам Церкви». И затем делает такой ошеломляющий вывод: «Зачастую изменения вносились в рукописи с целью улучшить язык новозаветного текста. Но они были и попыткой (ре)интерпретировать текст».

Истина и ее поиск на востоке и западе 

Последняя мысль поражает. И дело не только в разности мышления и подхода западного и восточного верующего к вопросу об истинности слов и учений Христа и апостолов. Дело в подходе к вопросу об истине. Верующий на западе не будет довольствоваться представлением, что поскольку трудно восстановить первоначальные слова христианских греческих Писаний, нет необходимости слишком переживать из-за этого и углубляться в библейскую текстологию. Западный верующий приложит все усилия для того, чтобы максимально приблизиться к тому, что было изначальным текстом Нового Завета, поскольку понимает, что только так можно прийти к решению (пусть и не во всем окончательному и однозначному) вопроса о форме учений Христа и апостолов. Для него первичным является вопрос об источнике, на основании которого можно выносить решение об истинности или ложности чего-то. И он не будет слепо верить каким бы то ни было авторитетам.

У верующего востока совершенной противоположный подход. Он не будет ломать голову по поводу правильности прочтения того или иного текста Нового Завета. При наличии разночтений он, подобно страусу спрячет голову в песок и предпочтет поверить авторитету церковных «отцов» в вопросе отношения к библейскому тексту. Для человека востока вопрос о поиске источника, на основании которого можно было бы решать об истинности или ложности той или иной идеи не стоит слишком остро.

Вспомнить хотя бы традиционные восточные религии. В какой из них вообще стоит вопрос о доказательстве на основании доводов разума истинности тех или иных религиозных взглядов? Ни в какой. Восточный человек попросту не поймет, если мы зададим ему вопрос: «А какие у тебя есть основания не сомневаться, что все именно так, как ты себе это представляешь и веришь?» Для него этого вопроса не существует!

Безусловно, восточная церковь, как экклектическое порождение западного и восточного духа, полностью не может проигнорировать вопрос о рациональных доказательствах истинности своих идейных постулатов. Но тем не менее, она намного меньше чем церковь на западе зависима от рационализма.

К тому же можно вспомнить и общественно-политические условия, в которых происходило ставновление восточной церкви. Церковь востока слишком тесно соединилась с национальными восточными государствами. Именно государство выносило окончательное решение о форме религии, догмы и церковной практики, которые должны были быть приняты его подданными. Запад же находился в иных условиях, когда религия в большей степени была отделена от государства, что и дало свой плод в виде Реформации, невозможной в принципе на востоке.

Но как верующих, нас поражают слова докладчика: «Зачастую изменения вносились в рукописи с целью улучшить язык новозаветного текста. Но они были и попыткой (ре)интерпретировать текст» (курсив авторов данной статьи).

Давайте вдумаемся: на востоке церковь не то что не заботилась о точной передаче ново-заветного текста, считая его лишь «письменной фиксацией устного предания». Она относилась к нему не только как к «тексту, который всегда нуждался в новых интерпретациях, применяющих его к проблемам Церкви». Она позволяла себе «вносить [изменения] в рукописи с целью улучшить язык новозаветного текста», и, что поразительней всего, «(ре)интерпретировала текст», то есть, фактически, переписывала Писание под себя. Разве эти не поражает?!

Текстуальная критика и «отцы церкви»

Следуя далее в своем изложении, докладчик переходит к вопросу о текстуальной критике в традиции «отцов церкви».

И здесь он делает очень интересное замечание. Приведя данные о научных изысканиях по вопросу о ново-заветных разночтениях, встречающихся у «отцов», говоря об одном авторе, работающем в этом направлении, он сообщает: «Отцы Церкви пытались сравнивать тексты в случае пропусков, дополнений и прочих различий. Цель таких сравнений и поиска лучших вариантов могла быть экзегетической, богословской и апологетической». А чуть далее сообщает: «Это позволяет заключить, что отцы Церкви обращали внимание на текстологические различия, причем по разным причинам». И далее: «Важно другое: отцы Церкви знали о разночтениях в тексте Нового Завета и не были к ним безразличны». Иными словами, поиск критического текста не был чужд восточной церкви.

Но вот это-то и удивительно: почему для «отцов церкви» поиск наиболее точного текста Нового Завета не был чужд в принципе, тогда как для современной восточной церкви он не столь важен, о чем речь уже шла в начале данной статьи?

И внимательный читатель обратил внимание на то, что отцами двигала цель не столько найти подлинные слова Христа и апостолов, сколько «цель… поиска лучших вариантов» этого текста и при этом цель такого поиска «могла быть экзегетической, богословской и апологетической», то есть призванной доказать свою правоту и заблуждения своих оппонентов. А это в принципе отличается от того подхода, который принят на западе в наше время и который целью ставит поиск точных слов христианских греческих Писаний без уклонения в то или иное конфессиональное предпочтение.

Конечно, и на западе не без греха, поскольку очень трудно избежать привнесения своих взглядов (будь то конфессиональных или атеистических) в работу над восстановлением первоначального новозаветного текста. Но куда больше шансов у тех, кто вооружен мыслью восстановить максимально близкий текст Нового Завета эпохи Христа и апостолов, чем у тех, кто даже не ставит перед собой такую задачу, а хочет отредактировать лишь поздневизантийский «текст большинства» и кто относится к Писанию «не столько [как к] священн[ому] текст[у], сколько [как к] письменной фиксацией устного предания», записанный текст которого затем, «применяя его к проблемам Церкви», можно заново «интерпретировать», «вноси[ть изменения] в рукописи с целью улучшить язык новозаветного текста» и даже «(ре)интерпретировать».

И после этого кто-то еще сможет сказать, что православная церковь уважительно относится к Слову Бога, которое даже не называет таковым (слова докдачика, выражающие официальную позицию РПЦ: «Библия (в том числе Новый Завет) считалась не столько священным текстом»)? Чего можно ожидать от церкви в вопросе о переводе Библии, если она вооружена именно такими взглядами?

Непростой выбор.
Но только не для РПЦ.

И чтобы хоть как-то обосновать мнение церкви об отсутствии унифицированного текста в практике церкви, докладчик обращается к периоду доконстантиновой церкви и утверждает, что «первоначальная Церковь не старалась сохранить новозаветные тексты в первозданном виде… Они не были священными. Они лишь отражали важнейший слой устного предания (особенно Евангелия)». И лишь «впоследствии… начинается текстуальная унификация. Ей способствовал Константин…»

Иными словами, автор ожидает от простых рыбаков, земледельцев, ремесленников и даже рабов, которыми были большинство христиан доконстантинова периода, скрупулезности профессиональных переписчиков, наподобии соферимов и масоретов. Не абсурдно ли это? Разве можно этот аргумент приводить как доказательство того, что для ранней церкви книги христианских Писаний «не были священными», а являлись лишь «важнейшим слоем устного предания»? 

Неужели те неизбежные ошибки, которые допускали простые христиане при копировании текста христианских Писаний (и выявить которые стремиться западная библеистика) являются доказательством того, что ранние христиане не слишком заботились о точной передаче ново-заветного текста и даже о том, что они, как и современная восточная церковь, позволяли себе относиться к ново-заветному тексту как к «тексту, который всегда нуждался в новых интерпретациях, применяющих его к проблемам Церкви», позволяли себе «вносить [изменения] в рукописи с целью улучшить язык новозаветного текста», и «(ре)интерпретировала текст»? Вряд ли кто-то осмелится утверждать подобное. 

Не являются ли упоминания ново-заветных цитат у мужей апостольских и других ранних церковных писателей, а также то, что они отличали слова ново-заветных книг от слов христианских писателей послеапостольского периода, доказательством как раз того, что только книги, впоследствии вошедшие в христианские греческие Писания (всего 27) признавались ими авторитетными? Но докладчик игнорирует эти факты.

А когда он переходит к эпохе императора Константина, который приказал Евсевию Кесарийскому изготовить 50 копий унифицированного Священного Писания, не выдвигает ли он обвинение против самой церкви? Допустим, докладчик прав в разделе об отношении ранних  христиан к Писанию. Но разве современная церковь не ориентируется на византийский тип церковного устройства и богословия? И теперь обращаться к догосударственной церкви, как образцу? Не является ли это, мягко говоря, несколько не последовательно? 
Но именно такую непоследовательность можно наблюдать в словах докладчика.

И говоря об унификации священного для христиан текста со времен императора Константина, разве тем самым докладчик не намекает на неуместное влияние светской власти на вопрос отношения церкви к ново-заветному да и вообще ко всему библейскому тексту? Если он, как образец, приводит отношение к христианским текстам во времена до IV века, когда по его мнению «первоначальная Церковь не старалась сохранить новозаветные тексты в первозданном виде», не хочет ли он тем самым сказать, что унификация священного текста со времен Константина явилась заблуждением, так как уводило церковь от образца ранних христиан, которые «не старались сохранить новозаветные тексты в первозданном виде»? Кажется, что так оно и есть. 

Но ведь тем самым докладчик как бы намекает, что тот образец церкви, который стал формироваться с эпохи Константина и который на востоке превратился в праволсавную церковь, является, мягко говоря, заблуждающимся? И разве это заблуждение не было порождено в результате слишком тесного сближения церкви и государства? А если это так, то разве лишены основания обвинения церкви в том, что она попала в плен к светскому государству, в чем ее обвиняют как верующие, так и не верующие лица, обознанные с истинными взглядами ранних христиан и с историческими данными? Разве ранние христиане, которые якобы «не старались сохранить новозаветные тексты в первозданном виде», не были ближе к истине, чем государственная церковь с IV века, которая начала унифицировать ново-заветный да и весь библейский текст?

И тогда докладчику нужно решить весьма щепетильные вопросы.

Вопрос 1. Современная восточная церковь, которая считает Священное Писание «не столько священным текстом, сколько письменной фиксацией устного предания», заблуждается или придерживается истинного мнения?

Вопрос 2. Если придерживается истинного мнения, то с какой позиции: с позиции ранних христиан, которые «не старались сохранить новозаветные тексты в первозданном виде» или с точки зрения церкви IV и последующих веков, когда она старалась унифицировать библейский текст?

Ведь если были правы ранние христиане, которые «не старались сохранить новозаветные тексты в первозданном виде», то заблуждалась церковь начиная с IV века, когда она предпринимала попытки унифицировать библейский текст, поскольку истинным было бы все же следовать точке зрения ранних христиан, которая, по мнению докладчика, заключалась в том, чтобы не придавать слишком большое значение той или иной передаче текста Священного Писания, что неизменно вело бы к тому, что в каждой из множества церквей была бы своя традиция предпочтения того или иного текста Нового Завета и всего Писания и о таком понятии как «текст большинства» речь вообще не шла бы.

Более того, как уже было сказано, не появился бы и сам «текст большинства» как необходимый и единственно возможный для использования в церковных богослужениях, поскольку это означало бы появление некой «ереси», сродни «трехязычной ереси». Но византийский «текст большинства» все же появился вопреки тому, что по мнению докладчика ранние христиане «не старались сохранить новозаветные тексты в первозданном виде».

И тогда мы вправе задать вопрос: кто же заблуждался: ранние христиане или церковь с IV века и вплоть до нашего времени?

Честным ответом, очевидно, будет следующий: заблуждалась церковь IV века и современная восточная церковь.

Но что если все же церковь IV и последующих веков отстаивала истину и текст действительно нужно было унифицировать, хотя бы до уровня несовершенного и имеющего множество неточностей и искажений «текста большинства»?

В таком случае мы вправе задать другой вопрос: если это так, то насколько уместно приводить пример ранних христиан, которые, по мнению докладчика, «не старались сохранить новозаветные тексты в первозданном виде»? Тут что-то одно: либо да, либо нет, иначе мы приходим к противоречию. А пытаться усидеть на двух стульях, когда и пример ранних христиан важен, но который противоречит позиции церкви более позднего периода, и важен пример более поздней церкви, но которая противоречит позиции ранних христиан, вряд ли удастся. Да что там вряд ли, она точно не удастся, так как еще никому не удавалось сидеть на двух стульях, он неизменно оказывался на полу, то есть в униженном положении.

Но современую РПЦ, которая устами докладчика озвучила, что для нее важен и пример ранних христиан, которые «не старались сохранить новозаветные тексты в первозданном виде», и пример более поздней церкви, которая пошла по пути унификации библейского текста и пришла к «тексту большинства», можно понять. Можно это понять даже несмотря на отсутствие логики при попытке совместить эти две точки зрения.

А понятным нам позиция РПЦ станет тогда, когда мы поймем, что она является не только «апостольской церковью», но и церковью «отцов». Первое означает, что она пытается ориентироваться на пример апостолов и ранних христиан, что ей очень плохо удается. Второе же означает, что она не может игнорировать и мнения авторитетных для нее «отцов церкви». И когда возникает противоречие между мнением ранней церкви (то есть апостолов) и мнением более поздних «отцов», что неизбежно и что видно из примера отношения к тексту Священного Писания ранних христиан и поздних «отцов церкви», она, вместо того чтобы честно предпочесть либо мнение ранних христиан либо мнение «отцов» с целью избежать противоречия, принимает и то и другое мнение, мало заботясь о том, что они противоречат друг другу.

Вообще, это болезнь церкви. В своем догматотворчестве она пошла по тому же пути, стараясь максимально согласовать разные, а подчас противоположные мнения. Именно это мы видим и в случае ее отношения к Писанию, его тексту и поиску наиболее точных рукописей библейских книг. Так что вопрос о том, чье мнение о Писании и его тексте истинное, ранних христиан или поздних «отцов», остается открыты.

Восточная церковь и ее отношение к «критическому изданию» Нового Завета

Переходя к вопросу о текстуальной критике как научной дисциплине, докладчик указывает на те изменения, которые повлекло за собой изобретение книгопечатания. Действительно, возможность изготовления множества копий Библии поставило на повестку дня вопрос о нахождении точного текста христианских греческих Писаний. И на западе произошел бум ново-заветных текстуальных исследований, начавшийся с известного гумманиста Эразма Роттердамского.

Перечисляя имена тех, кто внес выдающийся вклад в дело поиска точных слов Христа и апостолов, докладчик останавливается на критическом издании ново-заветного текста Нестле и говорит: «В последнее столетие библеисты сплошь и рядом относились к критическим изданиям, особенно «Нестле-Аланду», с таким доверием, словно из-под пера новозаветных авторов вышли произведения, идентичные с продукцией Курта Аланда в Мюнстере!»

В этих словах так и слышится неприкрытая ирония.

Мы же хотим сказать, что ни в коем случае не закрываем глаза на недостатки западного подхода восстановить как можно более приближенный к ново-заветному текст христианских Писания. Но все же этот подход несравненно лучше и продуктивнее, чем подход восточной церкви, которая даже не ставила перед собой такой задачи.

Именно это подразумевает докладчик в следующих словах: «…Церковь не хотела устанавливать единообразие… даже и желание отсутствовало». Вот оно: «даже и желание отсутствовало». И с таким подходом можно говорить об уважении к Слову Бога, если оно даже и Словом Бога не считается, а лишь частью изменяющегося предания, которое можно и нужно интерпретировать и даже реинтерпретировать?

Конечно, каждый волен сам выбирать подход к передаче и переводу Писания. Но нам кажется, что при всех недостатках западного подхода, как объективных, так и субъективных, он все же намного продуктивней и надежней подхода восточного.

Пример отношения восточной церкви к данным библеистики

И здесь мы переходим к очень показательному примеру, который докладчик приводит в своем докладе. Он сообщает, что в 1904 году профессор Василиос Антониадис подготовил издание византийского текста по заказу Святейшего Синода Вселенского Патриарха. «Цель состояла в «восстановлении самого древнего текста церковной традиции, особенно традиции Константинопольской церкви». И сам же докладчик восклицает: «Подумать только: когда ученые Западной Европы пытались восстановить первоначальный текст, Восточная Церковь озаботилась восстановлением собственного текста, а не исторически подлинного!» (курсив авторов данной статьи).

Мы тоже можем повторить вслед за докладчиком: подумать только, когда на западе ученые заботились о том, чтобы приблизить простых читателей Библии к подлинным словам Христа и апостолов, восточная церковь не ставила эту задачу в принципе!

Вместо этого, как замечает далее докладчик, «во главе угла стояли новозаветные чтения на богослужебный год. Соответственно. Антониадис изучал почти исключительно лекционарии, чтобы восстановить богослужебное чтение, а полными новозаветными рукописями с последовательным текстом ограничивался лишь в тех частях Нового Завета (например, Апокалипсисе), которые читаются в храме. Но даже в последнем случае Антониадис выбирал рукописи более поздние (иногда намного более поздние), чем рукописи Х века».

Это ли не яркий показатель того отношения, которое восточная церковь имеет к Священному Писанию?

Мало того, что профессор Антониадис во главу угла ставил «богослужебное чтение» и что он «ограничивался лишь в тех частях Нового Завета (например, Апокалипсисе), которые читаются в храме», иными словами, не ставил даже цели перевести весь Новый Завет. Он даже не использовал самые ранние из доступных на востоке рукописей для своего издания Нового Завета.

Самый яркий пример отношения восточной церкви к Священному Писанию

Но далее докладчик, всвязи с деятельностью упомянутого профессора и предпринятого им издания Писаний, приводит ярчайший примери отношения восточной церкви к Священному Писанию. И это будет ответом всем тем, которые считают, что главная мысль, которую авторы хотят провести в данной серии статей, а именно привести Священное Писание под доктрины и практики церкви, лишены оснований.

Говоря о переводе спорного места Писания, каким является 1 Иоанна 5:7-8, докладчик сообщает: «Показательно, как во «Ведении» Антониадис комментирует знаменитую проблему Comma Johanneum (1 Ин 5:7-8). Будучи специалистом по Новому Завету, он отлично знал, что данный отрывок – очень поздняя вставка, не известная ни в древней текстуальной традиции, ни у отцов, ни в древних и средневековых переводах Нового Завета. Поэтому он собирался исключить его. Однако Святейший Синод настоял на сохранении отрывка в тексте. Comma Johanneum – это позднее богословское толкование 1 Ин» (курсив авторов данной статьи).

Итак, пока все правильно. Этот отрывок действительно не находится ни в одном древнем и надежном источнике ново-заветного текста. Понятно и желание профессора исключить его из своего перевода. Но далее докладчик приводит следующую информацию, которая полностью выдает отношение церкви к Писанию и показывает, какими критериями пользуется церковь, переводя Слово Бога.

Докладчик сообщает: «Однако согласно критериям Церкви, это правильное (курсив автора доклада) толкование. Вот Церковь и потребовала сохранить его и придала ему один канонический статус с остальным текстом 1 Ин. Иными словами: первоначальный текст не имеет особой значимости как таковой. Значима местная традиция, которой отдается приоритет, если она отличается от первоначального текста» (курсив авторов данной статьи).

Вспомним слова докладчика, рассмотренные ранее. Говоря о ново-заветном тексте, он сообщал: «Это был текст, который всегда нуждался в новых интерпретациях, применяющих его к проблемам Церкви… Зачастую изменения вносились в рукописи с целью улучшить язык новозаветного текста. Но они были и попыткой (ре)интерпретировать текст».

Не это ли мы видим и в приведенном выше примере. Церковь, зная, что 1 Иоанна 5:7,8 не находится ни в одном из древних и достоверных ново-заветных списках, сознательно идет на то, чтобы оставить эту ошибку в тексте Писания. И единственным основанием для этого является то, что «согласно критериям Церкви, это правильное толкование». Более того, докладчик делает вывод, что «первоначальный текст не имеет особой значимости как таковой» и от него можно и нужно отказаться, даже если этот текст – это слова самого Христа и апостолов, если он противоречит местной церковной традиции. Поскольку «значима местная традиция, которой отдается приоритет, если она отличается от первоначального текста».

Какой ужас, - скажет кто-то. Но это так. И это мнение не одного докладчика, а всей РПЦ, которая посчитала возможным и даже нужным его доклад поместить в сборник материалов VII Международной богословской конференции. А это означает, что отношение восточной церкви с тех пор не изменилось. 

Ведь если тогда, а это 1904 год, было возможно в вопросе перевода Священного Писания руководствоваться таким соображение: «первоначальный текст не имеет особой значимости как таковой. Значима местная традиция, которой отдается приоритет, если она отличается от первоначального текста», то что мешает сейчас, а это 2013 год, руководствоваться соображением, которое ранее озвучил докладчик:

«Это был текст, который всегда нуждался в новых интерпретациях, применяющих его к проблемам Церкви… Зачастую изменения вносились в рукописи с целью улучшить язык новозаветного текста. Но они были и попыткой (ре)интерпретировать текст»?

Разве сравнив эти два соображения двух поместных православных церквей, которые разделены целым столетием, можно сделать вывод о том, что отношение восточной церкви к вопросу перевода Библии поменялся?

Наоборот, не покажет ли такое сравнение, что все осталось как и было сто лет назад, даже если в частном вопросе об отношении РПЦ к проблеме «иоанновой вставки» ее позиция будет иной?

И теперь разве можно сказать (если мы хотим остаться честны перед собой и другими), что РПЦ уважительно относится к Писанию, и перевод, предпринимаемый ею, не будет сделан с учетом «интерпретаций, применяющих его [ново-заветный текст] к проблемам Церкви» и «реинтерпретирующим текст» самого Нового Завета»? Что все те неудобные для церкви данные, которые предоставит библеистика с ее «критическим текстом» будут попросту проигнорированы, поскольку «первоначальный текст не имеет особой значимости как таковой. Значима местная традиция, которой отдается приоритет, если она отличается от первоначального текста»?

Если в начале ХХ века ничего не мешало константинопольской церкви посчитать, что «первоначальный текст не имеет особой значимости как таковой. Значима местная традиция, которой отдается приоритет, если она отличается от первоначального текста», что препятствует в начале XXI века РПЦ рассматривать новозаветный текст, как «текст, который всегда нуждался в новых интерпретациях, применяющих его к проблемам Церкви» и что «изменения [можно] вноси[ть] в рукописи с целью улучшить язык новозаветного текста» и даже «(ре)интерпретировать текст»? Ответ очевиден: ничего. И спорить с этим значит закрывать глаза на очевидные факты и выдавать свою некомпетентность или просто неумение анализировать очевидные факты и тенденции.

Но кому-то и этого может показаться мало. Кто-то из самых лучших апологетических стремлений может сказать, что сейчас все не совсем так, как было сто лет назад, Что подобное было в константинопольской церкви, уже не одно столетие находящейся под игом мусульманского государства. А вот в новых условиях все будет или даже является по-другому. 

Тогда предоставим слово докладчику.

Современный пример отношения восточной церкви к Писанию.

От своего прошлого не так легко избавиться.

Он сообщает, что в октябре 1999 года официальные представители православных церквей и Объединенных библейских обществ (ОБО) собрались в Эскориале (Испания). Представители ОБО предложили православным церквам помощь. В свою очередь представители греческой церкви «попросили составить новое критическое издание византийского текста (курсив авторов данной статьи), поскольку изданию Антониадиса было почти сто лет». Было получено согласие и началась работа в указанном направлении. В основу критического издания византийского текста был положен текст Антониадиса и высококачественная рукопись XI века.

Итак, уже сама постановка вопроса показательна. Восточные церкви не просят дать им наиболее точный текст, который был бы максимально приближен ко времени Христа и апостолов (и это понятно, так как уже было сказано достаточно об отношении восточной церкви к вопросу поиска точных слов Нового Завета), а лишь отредактировать византийский «текст большинства».

Казалось бы, восточные церкви должны были приветствовать появление обновленной его версии, тем более, что сами о ней попросили. Но не так все вышло.

Как сообщает далее докладчик: «И все же официальные грекоязычные Церкви отнеслись к нему с безразличием». И хотя далее он говорит, что «ОБО отказались от данной программы, главным образом, по финансовым соображениям», мы прекрасно понимаем, что любое финансирование осуществляется при наличии желания. А когда «официальные грекоязычные Церкви отнеслись к нему («ново[му] критическо[му] изданию византийского текста») с безразличием», могли ли они быть заинтересованы в продолжении финансирования этого проекта?

Все это показывает ту чрезвычайно сильную косность, которой отличается восточная церковь. Ведь, казалось бы, были созданы максимально благоприятные для нее условия. Ей предлагается не критический текст западной библеистики (тот же Нестле-Аланд, по поводу которого автор доклада выразился с неприкрытой иронией), а византийский «текст большинства», который веками является традиционным для восточной церкви. Работа ведется на основании принятого на востоке текста профессора Антониадиса и даже главная рукопись, с которой происходи работа, является рукопись самой сердцевины византийского периода. Но даже все это не устраивает восточные церкви, которые все равно «отнеслись к нему (данному проекту) с безразличием». И, кажется, единственной причиной такого безразличия со стороны восточных церквей является тот факт, что традиционный византийский текст собираются пересмотреть и предложить его критическое издание. Но даже это для восточной церкви является неприемлемым и она готова лучше остаться с неточным и нуждающимся в пересмотре текстом Священного Писания, лишь бы он был своим традиционным, то есть таким, каким он был принят сто лет назад. Не это ли яркий показатель чрезвычайной косности восточной церкви, для которой вопрос истинности водится к вопросу древности или просто давности?

Не является ли это еще одним доказательством неуважительного отношения восточной церкви к Священному Писанию, о чем уже неоднократно шла речь в этой статье? Ответ очевиден.

Итак, совместный проект восточных церквей и ОБО был приостановлен. И докладчик пишет о «несколько ином подходе к необходимости критического издания византийского текста», но тут же вынужден признать, что «пока непонятно, сможет ли [«несколько иной подход»]… стимулировать интерес со стороны ОБО и Православных церквей».

Что же дальше?

И далее он переходит к иным проектам, осуществляемым с участием, нет не самой православной церкви, а лишь ее представителей, которые выступают как частные лица. Так, он пишет о предпринимаемом проекте издания критического текста «Нестле-Аланда», в редколлегию которого был включен православный специалист. Пишет и о работе над проектом издания критического византийского текста. Но при этом замечает, что «в нем приоритет отдан реконструкции эклектического текста, как можно более близкого к автографу», то есть выбран тот путь, которым идет западная библеистика, но который в принципе неприемлем для восточной церкви, так как она не приемлет создание экклектического текста, а довольствуется «текстом большинства». Конечно, предполагается создать хоть и экклектический, но все же византийский текст на основании известных рукописей. Но удовлетворит ли это восточные церкви, если даже проект 1999 года, предпринятый для издания не экклектического, а традиционного византийского, хотя и критического, текста по всем желаниям восточных церквей потерпел провал? Кажется, что все говорит против удачи такой попытки. Хотя окончательный ответ на этот вопрос даст только время.

А пока докладчик, указав на проект издания византийского экклектического текста Писаний, задает уместный вопрос, ответ на который и мы хотели бы получить:

«Совпадает ли это с интересами Православной Церкви?»

В заключительной части своего доклада он отвечает на этот вопрос.

И его ответ: нет, поскольку «такую потребность в православии ощущают разве только ученые». Ну, этого и следовало ожидать. Читатели, возможно, помнят, что в самом начале данной статьи уже шла речь о том, что некоторые в церкви не против пользоваться экклектическим текстом, призванным восстановить первоначальные слова Христа и апостолов, но только в науке, и не приемлют замену традиционного для православной церкви текста Библии на критический текст для богослужебных чтений.

Более того, докладчик повторяет уже озвученную ранее мысль: «Попытка воссоздать первоначальный текст не только трудна, но и не дает абсолютно надежных результатов».

Это так. Но какой более надежный путь можно предложить взамен?

Поразительно, но докладчик предлагает такой путь! Вот его слова: «не выяснить историческое происхождение текста, а увидеть и выразить в нем собственную идентичность» и утверждает, что именно это «интересно Православной Церкви».

Вот оказывается как! Оказывается, что не точность текста важна, а выражение посредством него «собственной идентичности» церкви. Иными словами, вначале постулируется истинность церкви и всего, что с ней связано и лишь затем утверждается необходимость текста Священного Писания для «собственной идентичности» самой церкви. То есть провозглашается, что не Писание доказывает истинность восточной церкви, а церковь доказывает истинность и даже саму необходимость Священного Писания, поскольку, как учит церковь, Священное Писание – это книга церкви, а не отдельного христианина!

Но если основа данного умозаключения исходит из постулата об истинности церкви, есть ли вообще необходимость в поиске точных слов Христа? Если все, что связано с церковью истинно и не может быть иным даже несмотря на слова и дела Христа и апостолов, которые при их прочтении указывают на заблуждения церкви, зачем вообще искать точный текст Священных Писаний? Наоборот, как раз нахождение таких точных слов христианских Писаний будет тем, что мешает «истинной» церкви, так как может отрицать «истинные» догматы, практики и традиции церкви. Не понятно ли после всего этого нашим читателям, что восточная церковь, и ее часть РПЦ, в принципе не могут подойти непредвзято к вопросу исправления Библии?

И что это так свидетельствуют дальнейшие слова докладчика. Ответив на вопрос «Совпадает ли это с интересами Православной Церкви?» в общем плане, он переходит к частному, а именно к «попытке восстановить византийский текст, каким он был во времена перевода Библии на славянский язык свв. Кирилломи Мефодием», так как именно это поможет уже РПЦ «увидеть и выразить в нем [данном славянском издании] собственную идентичность», что нужно и является, так сказать, планом-максимумом РПЦ.

И в подтверждение этой мысли он далее говорит: «Хорошее критическое издание византийского текста обеспечит каждую Православную Церковь, грекоязычную или негрекоязычную, подспорьем для воссоздания новозаветного текста своего прошлого (курсив авторов статьи). Это поможет не только решать текстуальные проблемы, но и заново укрепить и даже переосмыслить свою идентичность» (курсив авторов статьи).

Вот так. Главное не точность ново-заветного текста, а «свое прошлое» и «своя идентичность». И это понятно, так как исходным рассуждением является утверждение о непогрешимости церкви. Ведь зечем непогрешимой церкви точный текст христианских Писаний, если она и так непогрешима? Этим пусть занимаются всякие там инославные, раскольнические и еретические церкви и секты, которым нужны доводы в пользу свое истинности. Православной церкви точный текст Священных Писаний, а фактически и сами Писания, не нужны, ведь она и так истинная.

Вот так. Не больше, но и не меньше.

Как все будет на практике – покажет время. Хотя всё говорит не в пользу Священного Писания.

Продолжение читайте в части 3

ПОДЕЛИСЬ В СОЦ СЕТЯХ!