НАСКОЛЬКО ДАЛЕКО РПЦ ПРОДВИНЕТСЯ ПО ПУТИ ПЕРЕВОДА БИБЛИИ? Часть 1

(по Материалам VII Международной богословской конференции Русской Православной Церкви. Москва, 26-28 ноября 2013 г.)

Часть 1 

В данной статье мы хотели бы продолжить тему отношения РПЦ к переводу Библии.

У наших читателей уже была возможность прочесть статью «РПЦ хочет внести исправления в Библию», где в части 2 было показано, что приверженность церкви так называемому преданию в самом своем принципе делает затруднительным осуществление перевода, который был бы сделан с учетом последних данных библейской текстологии и на который не было бы влияния конфессиональных предпочтений.

Теперь же мы приглашаем читателей обратиться к фактам (чтобы кто-то не заподозрил авторов уже упомянутой статьи в голословности) и проследить за анализом материалов VII Международной богословской конференции Русской Православной Церкви, прошедшей в Москве 26-28 ноября 2013 года в той их части, которые непосредственно касаются вопроса об отношении церкви к переводу Библии. Эти материалы были изданы в 2017 году в сборнике под названием «Современная библеистика и Предание церкви» под общей редакцией митрополита Волоколамского Илариона (Москва, 2017).

Авторы долго решали какой способ подачи избрать. И сошлись на том, что анализ отдельных статей и докладов, представленных на указанной конференции, которые касаются отношения РПЦ к библейскому тексту и переводу Библии, будет наиболее прост и оптимален. И хотя это неизменно ведет к некоторым повторениям, но, как известно, «повторение – мать учения», а также такое повторение даст понять читателям, что приводимые взгляды участников конференции на библейский текст и перевод Библии является не их личными взглядами, а взглядами всей РПЦ.

И начнем мы анализ с Пленарного доклада митрополита Волоколамского Илариона «Переводы Библии: история и современность». 

Что важнее: текст или устная весть?

В нем автор однозначно дает понять, что «с самого начала христианской истории внимание Церкви было обращено на Весть, на проповедь, на миссию, а не на фиксированный текст на конкретном «священном» языке», тем самым давая понять, что «фиксированный текст» занимает подчиненное и менее значимое положение по сравнению с устной вестью.

Уже этого достаточно, чтобы остановиться и проанализировать эти слова, поскольку они являются тем фундаментом, на котором церковь строит свое отношение к Священному Писанию, что неизменно влияет на отношение церкви к вопросу о переводе Библии.

Действительно, благая весть в первые десятилетия христианства передавалась устно. Но следует ли из этого делать безапелляционный вывод о том, что ранние христиане придавали меньшее значение записанной вести?

Да, согласно Деяний 2 главы устная проповедь учеников Христа с момента образования христианской общины началась с действия святого духа. Под действием святого духа она и продолжилась. Но не под тем же действием того же духа были написаны христианские Священные Писания (2 Петра 1:20,21; 3:15,16; 2 Тимофею 3:16)? Думаем, что церковь ответит: Да, Писания христиан, известные сегодня как Новый Завет, были написаны под действием святого духа.

Но тогда на каком основании можно считать устную проповедь, начавшуюся с действия святого духа, более важной, чем записанное Слово, вдохновленное тем же святым духом? Только на том, что устная проповедь была первична, а фиксированный текст появился лишь несколько лет спустя?

Нельзя ли этот факт из истории ранней церкви и библейского текста объяснить чисто функциональной причиной? Зачем писать Евангелия, если его проповедники, только приступающие к миссионерскому служению, прекрасно знают события жизни и служения Христа? И кому они будут писать послания и Евангелия, если еще не образованы христианские общины, представителям которых как раз и нужны письменные свидетельства о евангельских и иных событиях? А вот когда появились люди, не знающие этих событий и которые стали христианами, организованными в общины, тогда и следовало позаботиться о фиксации благой вести в слове, что и было сделано. Но, во-первых, умаляет ли эта «функциональная причина» значение письменного свидетельства о Христе и его апостолов? Значит ли это, что причина необходимости появления Евангелий и остальных Писаний христиан для людей, становящихся христианами, является доказательством небоговдохновенности этих Писаний или их меньшей значимости?

И во-вторых, означает ли это, что устная проповедь важнее «фиксированного текста»? Конечно же нет. Они имеют каждый свою цель: устная проповедь — отыскать тех, кто стал бы христианином, а «фиксированный текст» — укрепить новых учеников Христа и оставить им (тем, кто не видел и не слышал Христа) данные о Господе и его словах. Кажется, все логично, предельно ясно и доказывает, что ни устная весть, ни «фиксированное» слово нельзя рассматривать как более или менее важные по сравнению друг с другом, но как дополняющие друг друга и в равной степени важными и боговдохновенными.

Язык Священного Писания – язык оригинала или язык перевода?Точка зрения РПЦ и выводы, которые из нее следуют

Теперь что касается «священного» языка, о котором пишет митрополит.

По его мнению тот факт, что Христос говорил по-арамейски или даже по-древнееврейски, а не по-древнегречески, на которых были написаны христианские Писания, а также факт, что Матфей написал свое Евангелие на древнееврейском, которое затем было кем-то переведено на древнегреческий (автор приводит слова Папия Иерапольского, жившего в первой половине II века н.э.), говорит о том, что «ранняя Церковь не ставила своей задачей сохранить проповеди Господа и рассказы о Нем на сакральном языке Ветхого Завета или на том языке, на котором эти слова впервые прозвучали. Для ранней Церкви было важно, чтобы Благая Весть распространялась на языке, понятном для верующих».

Далее, по мнению митрополита, это с необходимостью ведет к выводу о том, что сами древнегреческие подлинники христианских Писаний, поиском и реконструкцией которых занята западная библеистика, не так уж важны для реконструкции первоначальной проповеди и учений Христа и апостолов, поскольку уже «к самому началу христианской Церкви относится перевод Благой Вести на греческий язык. Именно в греческом переводе (курсив авторов данной статьи), а не на родном языке Иисуса Христа, дошли до нас Его слова, притчи и проповеди». Иными словами: греческий подлинник большинства книг Нового Завета потому не нужен, что уже на момент его написания апостолами и первыми учениками Христа он был переводом, а не самыми первыми словами Господа. А это значит, что для точности перевода Писаний в наше время не нужно слишком переживать о том, можно ли восстановить слова Христа и апостолов на древнегреческом языке, на котором были написаны христианские Писания, так как греческий язык уже был переводным.

Не отвергая точку зрения о том, что отношение христианства к языкам, на которых писалась Библия, отличается от точки зрения нормативного иудаизма и ислама с их сакрализацией еврейского и арабского языков, мы вправе все же задать вопросы: если вопрос языка, на котором писались новозаветные произведения не столь существенен по сравнению с языками, на которых распространялась устная христианская проповедь, зачем вообще библейская текстология, к которой, кстати сказать, прислушивается и восточная церковь (правда, весьма своеобразно), о чем неоднократно было заявлено на VII Международной богословской конференции Русской Православной Церкви?

Ведь если вопрос первоначального языка христианских Писаний не столь существенен, и тем более если этот первоначальный язык христианских греческих Писаний, как то утверждает церковь, был переводным, следует вообще отказаться от поисков изначальных слов Христа, записанных на древнегреческом языке, а не на древнееврейском, и довольствоваться тем, какой текст церковь имеет в том или ином регионе своего существования, что неизменно превратит христианство в некое административное устройство с автономными общинами/поместными церквами, каждая из которых будет довольствоваться теми из перечня старых текстов Писания, которые сочтет нужными и удобными для удовлетворения своих потребностей (кстати сказать, один из докладчиков на конференции высказал весьма схожую с этой мысль).

Кажется, что церковь так и хочет сказать: зачем искать «переводные» слова Христа, они же все равно не его подлинные слова? Не кажется ли, что именно этот подход избрала церковь в вопросе предпочтения библейского текста, а также в вопросе о переводе Библии из древних языков на современные?

Далее. Пусть Христос не говорил на древнегреческом. Но ведь его ученики (за исключением Матфея, целевой аудиторией которого, кстати, были евреи, что многое объясняет) писали на древнегреческом. А они были из первого поколения христиан, то есть теми, кто видел и слышал Христа. Уж они то, используя древнегреческий язык, знали о чем писали, и поэтому могли адекватно и точно передать на греческом языке слова и мысли Господа, произнесенные им по-арамейски. Так что говорить о древнегреческом  языке как о «переводном» вряд ли уместно. Если он и был «переводным», то лишь для Евангелий, и лишь в той их части, где приводились слова Христа. Все же остальное, в том числе описание путешествий и событий христианской истории I века н.э. с таким же успехом можно описать не только на арамейском, но и на любом другом, в том числе и на греческом, и смысл от этого не пострадает. Что же касается соборных посланий, а также посланий Павла, то говорить о их языке как о переводном вообще неуместно и в лучшем случае вызывает улыбку, поскольку все они были изначально написаны на древнегреческом, что исключает применение к ним эпитета «переводные». Так что по крайней мере поиск наиболее точного текста ново-заветных посланий более чем оправдан.

И если вопрос языка для РПЦ не столь существенен, зачем все те исследования Оригена о природе и положении Сына, которые он делал на основании греческого языка Евангелия Иоанна? Зачем тогда его слова о том, что Иоанн «не без знания греческой точности в выражении» выразил мысль в Иоанна 1:1 (смотрите статью "Взгляды Оригена на Иоанна 1:1"), если как раз эта «греческая точность» для восточной церкви и не важна? Может все дело в том, что как раз для Оригена и его современников эта «греческая точность» была архиважна, а вот для современной восточной церкви она перестала быть таковой из-за того, что эта церковь решила не придавать важности вопросу языка?

И это касается исследований не только Оригена, а многих и многих других церковных деятелей, как «еретиков», так и «ортодоксов», которые пристальное внимание уделяли точным словам Писания и их значению. Но, кажется, современная восточная церковь об этом забыла. Или попросту игнорирует этот неудобный для нее факт, сосредоточивая внимание на своем современном отношении к древним текстам и переводам Писания, выдавая это отношение за древнее и даже апостольское.

Так что «отцы церкви» были заинтересованы в поиске точных слов Христа и его апостолов, о чем будет речь и в части 2 данной серии статей. Поэтому было бы логично остановиться подробнее на этом вопросе, тем более, что и сам автор доклада делает это.

Ориентация православной церкви на «отцов».

Ее гордость или позор?

Переходя к оценке текста Библии в церковной традиции, митрополит пишет: «Православная Церковь никогда не канонизировала какой-то один текст или перевод, какую-то одну рукопись или одно издание Священного Писания. Единого общепринятого текста Библии в православной традиции нет. Существуют расхождения между цитатами из Писания у отцов… Эти расхождения не должны нас смущать, ведь за разными текстами на разных языках, в разных переводах стоит единая Благая Весть».

Как кажется, докладчик выказывает гордость, заявляя, что в отличии от западной церкви, церковь востока принимала все возможные редакции библейского текста, не настаивая на каком-то одном.

Но здесь, на наш взгляд, существует другая крайность, в которую впала восточная церковь, опасаясь крайности западной церкви.

Оставляя уже рассмотренный и проанализированный тезис церкви, согласно которого для нее важнее весть, а не «фиксированный текст» (о чем свидетельствует фраза «в разных переводах стоит единая Благая Весть»), что и привело к тому, что церковь отказалась канонизировать какой-то один текст Писания, мы вправе обратить внимание на фразу «существуют расхождения между цитатами из Писания у отцов».

Это весьма примечательная фраза, поскольку дает ясно понять, что в вопросе точности библейского текста восточная церковь ориентируется не на сам текст, а на «отцов», вернее на то, как, а в случае нашей темы, какими эти «отцы» пользовались библейскими текстами. И поскольку эти «отцы» пользовались разными редакциями Священного Писания, постольку это считается образцом для подражания. Такой подход вкорне отличается от подхода западной церкви, которая канонизировала один перевод (Вульгату) во избежание разночтений и появления «ересей» (конечно, мы отдаем себе отчет в том, что западный подход имеет свои недостатки и не защищаем его). И это конечно же вкорне отличается от подхода, который возник в Эпоху Просвещения и который ориентировался на поиск и восстановление первоначальных текстовых источников, с тем, чтобы вдальнейшем как можно точнее реконструировать слова и учения Христа и апостолов. Именно этот подход переняла Реформация и именно по этому пути идет западная библеистика.

Но восточная церковь, ориентируясь на «отцов», пошла по пути наименьшего сопротивления и приняла разные редакции библейского текста. Это, в свою очередь, неизменно вело к усложнению поиска подлинных слов Христа и апостолов, поскольку эти слова Христа и апостолов могли быть в нескольких вариантах, смотря каким древним списком пользоваться, а значит эти варианты нужно было анализировать на предмет места их нахождения, социального и идеологического окружения, времени создания, то есть применять сложный научно-исследовательский аппарат. Но как Александр Македонский, который вместо того чтобы заняться трудным делом и развязать злополучный узел, попросту разрубил его, восточная церковь, ничтоже сумняшеся, избавила себя от проблемы реконструкции подлинных слов Христа и апостолов, сделав вид, что этой проблемы попросту не существует, для чего и прикрылась авторитетом «отцов», тем самым лишний раз доказав, что не Писание, а авторитет «отцов» для нее важнее.

И теперь мы, проанализировав фразу «существуют расхождения между цитатами из Писания у отцов», вправе спросить: у каких «отцов», так как, оказывается, и «отцы» бывают разные?

Ранее уже шла речь о том, что Ориген и писатели до и после него нередко полемизировали со своими оппонентами и в этой полемике многократно обращались к словам Писания. И это было разумно и тем более понятно, поскольку авторитетом для христиан в вопросах учений и практики было Писание, в том числе и Новый Завет.

Но кроме этого, такой подход был возможен по одной простой причине: все, и «еретики» и «ортодоксы» сходились в том, на основании каких христианских текстов вести полемику (мы не говорим о гностиках и близких к ним лицам, сочинявших свои произведения, которые не годились и не принимались всерьез большинством христиан). И это ключевой момент. Так что не об этих «отцах», вероятно, говорит митрополит Волоколамский.

Тогда о каких? Вероятно, о более поздних, о тех, во времена которых разночтений накопилось предостаточно, так что было уже невозможно с помощью какого-то одного старого текста или перевода Писания победить в полемике своих оппонентов, которые могли указать и указывали на иное прочтение библейского текста. Вот, оказывается, о каких «отцах» пишет митрополит. Не о тех, которые были ближе ко времени Христа и апостолов и которые находили для себя возможным полемизировать с противниками на основании более или менее единого текста Писания, признаваемого подавляющим большинством, а на основании поздних византийских отцов.

Но это многое меняет. Во-первых, это говорит о том, что в раннюю, римскую эпоху, все же были тексты, которые, при всех их некоторых разночтениях, были более или менее унифицированы, что давало возможность ведения полемики в одной плоскости.

А во-вторых, это говорит о том, что церковь избирательно подошла к выбору «отцов», предпочтя более ранним поздних «отцов». Но нужно быть честным и заявить это во всеуслышание, чтобы люди знали, что говоря об «отцах» и о том, как и какими списками Писания они пользовались, церковь проигнорировала целую плеяду «отцов», во дни которых еще можно было говорить о поиске более точных слов и выражений Христа и апостолов, предпочтя им «отцов» более позднего периода. Другими словами, она попросту отказалась, следуя за «отцами» позднего периода, от поиска первоначальных слов Христа и апостолов и во всем доверилась авторитету этих «отцов», представив их мнение за мнение церкви новозаветного и следовавшего за ним периода.

И теперь слова митрополита Филарета, которые приводит докладчик и которые ему кажутся вершиной мудрости восточной церкви в вопросе перевода Библии, смотрятся несколько в другом свете. Филарет писал: «Святейший Синод по трудам исправления славянской Библии не провозгласил текста славянского исключительно самостоятельным и тем прозорливо преградил путь тем затруднениям и запутанностям, которые в сем случае были бы те же или еще большие, нежели какие в Римской Церкви произошли от провозглашения самостоятельного текста Вульгаты».

Да, «затруднений и запутанностей» западной церкви, канонизировавшей Вульгату, восточной церкви избежать действительно удалось. Но зато она впала в другую крайность: отказалась от поиска наиболее близких к оригиналу слов Христа и апостолов, а вместо этого стала ориентироваться исключительно на «отцов церкви». Это ли лучше западных «затруднений и запутанностей»? Как говорится: из огня да в полымя.

И снова о подходе православной церкви.Или что важнее: Священное Писанию или церковное предание?

И подтверждением такого взгляда церкви на Писание будут следующие словах митрополита Волоколамского: «… для которой [церкви] различные формы библейского текста, различные переводы – составные части единого потока Предания».

Вот, оказывается, чем для церкви является Писание: всего лишь «составной частью единого потока Предания». Но этого и следовало ожидать, если для церкви факт общения Христа на арамейском является показателем первоначального языка, а написание христианских Писаний на греческом является доказательством его «переводности», если тезис о большей важности устной вести умаляет значимость «фиксированного текста» и если факт разнородности библейского текста, которым пользовались авторитетные «отцы» позднего периода доказывает правильность мнения церкви о второстепенности поиска наиболее точных слов греческого подлинника Нового Завет.

Докладчик дал однозначно понять, что для церкви Писание всего лишь часть предания. И хотя Писание является первым и наиважнейшим преданием, так как идет от Христа и апостолов, но оно является все же приданием, за которым идет предание мужей апостольских, апологетов, первых церковных учителей и так далее и так далее. Все это из одной оперы и ни одна из ее частей, даже Писание, не ниже и не выше всей совокупности предания.

Конечно, церковь не забывает провозглашать свою приверженность Писанию и даже указывает на то, что «отцы» толковали именно Писание. Но все это лишь декларации о благих намерениях (которыми, кстати сказать, известно куда вымощена дорога), не более. Существенно само отношение церкви к Писанию, а отношение это - как к части предания.

Поэтому если внимание церкви было обращено на устную весть, а не на «фиксированный текст», если «за разными текстами на разных языках, в разных переводах стоит единая Благая Весть», если «различные формы библейского текста, различные переводы» - это «составные части единого потока Предания», как далеко с такими представлениями можно продвинуться на пути перевода Библии, вернее, точности этого перевода?

Если важна устная проповедь, а не «фиксированный текст», зачем слишком переживать о том, какой текст ляжет в основу пересмотренного перевода Библии, ведь «за разными текстами на разных языках, в разных переводах стоит единая Благая Весть», а только она, по мнению церкви, и важна? И тем более если «различные формы библейского текста, различные переводы» - это всего лишь «составные части единого потока Предания», то какие есть вообще основания беспокоиться о точной передаче слов Христа? Достаточно иметь четкое представление о церковном предании, которое и будет основанием для выбора слов Христа и апостолов. Или наоборот: можно выбрать любой древний текст или перевод, следя лишь за тем, чтобы слова из этого текста или перевода, которые считаются частью предания, не противоречили тому церковному преданию, которое принято в данный период в данном месте. Все легко и просто. А главное: не нужно мучиться, подобно западной библеистике, в поиске наиболее точно отражающего слова Христа и апостолов текста.

И тогда мы с необходимостью приходим к тому выводу, к которому пришла церковь, а именно: из всего многообразия старых текстов и переводов нужно выбирать только те, которые согласуются с церковным преданием, как оно было в конце-концов сформировано у «отцов». И тогда поиск наиболее близких к оригиналу слов Христа и апостолов теряет свой смысл, поскольку он не то что не нужен, а даже нежелателен, так как может не быть в согласии с церковным преданием.

И если теперь коснуться вопроса об отношении церкви к переводу Библии, то следует понимать, что этим отношением будет не декларирование церковью во всеуслышание своей приверженности Писанию, а выбор ею наиболее удобных для нее старых библейских текстов и переводов. Это и снимает проблему поиска наиболее точным древнегреческих рукописей и оставляет в нетронутом состоянии то сложившееся в веках церковное предание и догматику.

Подводя итог взглядам церкви на Писание и его перевод, митрополит пишет: «Таким образом, в Православной Церкви сосуществуют переводы, ориентирующиеся на разные текстуальные традиции. Это отражает, с одной стороны, верность древним библейским истокам христианства, с другой – верность святоотеческому преданию и традиции ранней Церкви».

Что касается «верности древним библейским истокам христианства» и «традиции ранней Церкви», то, как было показано выше, это, мягко говоря, не соответствует действительности. А вот «верность святоотеческому преданию» - это в самую точку. Именно им церковь руководствовалась, предпочитая тот или иной древний текст или перевод. И именно им, как кажется, руководствуется церковь, приступая к исправлению своего традиционного Синодального издания.

Вопрос о переводе Священного Писания.

Чего по мнению РПЦ можно касаться?

В заключительной части своего доклада митрополит Волоколамский коснулся непосредственно вопроса о переводе Библии.

Опустим его предложения по изданию славянской Библии, поскольку эта Библия по определению является книгой богослужения и не предназначена для домашнего чтения. Хотя стоит заметить, что если эта книга была трудна для понимания даже для просвещенной части российского общества уже в начале XIX века, то трудно поверить в то, что эта Библия будет понятна в наше время. Единственное ее достоинство в том, что, как заметил докладчик, она «пользуется огромным уважением верующего русского народа» и является «драгоценным достоянием нашего народа», то есть имеет исключительно историческую и культурную ценность.

Что же касается Синодального перевода, то в этом вопросе митрополита беспокоит исключительно то, что «язык и стиль Синодального перевода далеки от языка и стиля русской литературы – как современной, так и классической», что «одно и то же имя собственное в различных книгах (а иногда и в пределах одной книги) передается в Синодальном переводе по-разному, а иногда, напротив, различные еврейские имена и географические названия совпадают в русской транскрипции», что «отмечается неточность в передаче реалий, бытовых и социальных особенностей Древнего мира…» 

Правда, он же пишет далее: «Некоторые места могут ввести читателя в заблуждение» и приводит как пример Малахии 2:16, где в Синодальном переводе говорится о ненависти мужа к жене, тогда как на самом деле речь идет о том, что Бог ненавидит развод. Но приведенный пример не дает основания делать вывод о том, что планируемое уточнение и изменение Синодального издания Библии затронет глубинные идеи. Речь идет об улучшении и модернизации стиля, бытовых и социальных реалий, и в лучшем случае нейтральных для церкви мест Писания, которые не идут в какое бы то ни было противоречие с ее догматикой и практикой. В остальном, как кажется, церковь семь раз отмерит, решая вносить ли существенные изменения в текст издания, если данные библейской текстологии будут указывать на необходимость это сделать, но что будет идти вразрез с догматикой церкви и авторитетными «отцами». И вряд ли она решиться отрезать.

Перечисляя далее другие переводы Библии на русский язык, имевшие место уже в XIX веке, автор доклада особо отмечает опыт перевода Нового Завета епископа Кассиана (Безобразова), который был опубликован Британским библейским обществом в 1970 году, а затем неоднократно переиздавался Российский библейским обществом. По этому поводу митрополит замечает: «В его основу положено критическое издание Нового Завета Нестле-Аланда. Это, с одной стороны, отдаляет перевод от традиционного для Русской Православной Церкви византийского текста Библии, с другой – отражает современное состояние библейской текстологии».

И хотя, казалось бы, подача этой мысли более или менее нейтральна, но даже здесь митрополит не смог удержаться, чтобы не намекнуть, что основа перевода Безобразова – это не «традиционный для Русской Православной Церкви византийский текст Библии». Иными словами, митрополит фактически сказал: «Епископ Кассиан молодец, что продолжил традицию перевода Писания на русский язык. Но за что его нельзя похвалить, так это за то, что он перенял западный подход к переводу Библии, переводу на основании критического издания Нового Завета на греческом языке, а не продолжил восточно-православную традицию». И в этом митрополит Иларион поступил как чадо своей церкви, в которой принято считать, что главное – это устная весть, а не «фиксированный текст», что Писание – это часть предания, и что поэтому главное то, как на само Писание и его разнообразные списки смотрят «отцы церкви», а не сам текст и поиски наиболее точного его варианта, чем занимаются те, кто издает критический текст.

Вопрос о переводе Священного Писания.Чего по мнению РПЦ касаться нельзя?

Мы подходим к кульминационному моменту всего доклада.

Проанализировав некоторые современные переводы на русский язык, рекомендовав некоторые из них для дополнительного чтения верующим РПЦ и отвергнув другие, митрополит Волоколамский снова возвращается к Синодальному изданию и пишет: «следует признать своевременным и желательным начать работу над созданием нового общецерковного перевода Библии на русский язык, который:

— учитывал бы достижения современной науки (в том числе библейской археологии, текстологии, сравнительной семитологии и т.д.) в понимании библейских текстов, а также стоящих за ними историко-культурных реалий;

— опирался бы на современную теорию перевода;

— использовал бы всю палитру средств классического русского литературного языка для передачи красоты и многообразия библейских текстов, их духа, смысла и стиля;

— не был бы оторван от сложившейся церковной традиции».

А теперь вдумаемся в предложения докладчика.

Первый пункт означает редактирование библейских имен, названий и так далее, что само по себе весьма желательно и похвально. Второй пункт тоже понянет, так как предполагает выбор приницпов перевода. Третий пункт касается восприятия библейского текста, который предполагается перевести. И это тоже весьма важный вопрос, так как учитывает целевую аудиторию.

И все же нас не оставляет ощущение, что все, намеченное в пунктах 1,2 и 3 – это, скорее, некое ретуширование, подбеливание. Это не желание приблизить читателя к наиболее точному смысу Писания, а приобщение современного читателя к Писанию на основании улучшения литературного стиля, через приведение библейских названий в большее соответствие с данными древней истории и так далее.

Мы не хотим сказать, что Синодальное издание Библии никуда не годно. Но все же, если церковь ставит перед собой задачу исправить, а тем более «начать работу над созданием нового общецерковного перевода Библии на русский язык», одними изменениями литературного стиля, названий мест и имен не обойтись. Но другого, похоже, нет среди предложений митрополита Волоколамского.

И какую целевую аудиторию имеет в виду планируемый церковью перевод Библии?

На этот вопрос прекрасно отвечает пункт 4. И кажется, что он как раз и является тем пунктом, который, идя независимо от пунктов 1-3, раскрывает церковный подход к сути планируемого церковью перевода.

Во-первых, этот пункт подразумевает нацеленность исключительно на православных верующих. Но это можно понять, поскольку любой текст нацелен на ту или иную целевую аудиторию. Плохо лишь то, что Писание, которое по определению является Словом Бога для всех людей, превращается в Слово Бога лишь для некоторой части земного населения с определенными взглядами.

Но и это не самое страшное, поскольку защитники церкви и ее действий не преминут напомнить, что любая (или почти любая) протестантская деноминация затачивает перевод Библии прежде всего для себя и потом уже для своих миссионерских целей.

Самое плохое,  и это во-вторых, то, что пункт 4, который подразумевает, что библейский перевод «не [должен быть] оторван от сложившейся церковной традиции» означает, что во главу угла в вопросе перевода Библии церковь ставит свою традицию, которая, как уже говорилось выше, отнюдь не с достаточным уважением относится к Писанию, подчиняя его своим традициям и преданиям.

Поэтому можно ожидать, что в случае необходимости произвести серьезные исправления в переводе, на что укажут последние данные библейской текстологии, но которые будут противоречить «сложившейся церковной традиции», и не только в вопросе какой древний текст или перевод использовать, но и в вопросе о том, как перевести спорное место Писания, церковь вряд ли пойдет на это.

Это еще так и потому, что, как говорит докладчик: «Само собой разумеется, что работа по созданию текста, претендующего на общецерковную значимость, возможна только (курсив авторов данной статьи) под эгидой священноначалия Русской Православной Церкви». Этим все сказано.

Остается лишь посмотреть, что получится из этого проекта, осуществить который намеревается РПЦ.

Продолжение в части 2.

ПОДЕЛИСЬ В СОЦ СЕТЯХ!