ГОСПОДИН А. ДВОРКИН О ЗАПРЕТЕ БИБЛИИ ИЛИ ПЕЧАЛИ И РАДОСТИ ГЛАВНОГО СЕКТОВЕДА РОССИИ

Господин А. Дворкин, которого, по его же словам, вряд ли можно «заподозрить в симпатии к религиозному течению «Свидетели Иеговы», после решения Выборгского суда 17 августа 2017 года о признании «Перевода Нового мира» экстремистским материалом неожиданно написал в своей статье: «…я считаю решение Выборгского суда непродуманным, ошибочным и чрезвычайно вредным».

Довольно сильные эпитеты. И мы вправе задать вопрос: почему главный борец с так называемыми сектами в России вместо того чтобы радоваться еще одной победе, вдруг заявляет, что решение суда не радует его, а является «непродуманным, ошибочным и чрезвычайно вредным»?

Ответ содержится в уже приведенных словах господина Дворкина о «непродуманном, ошибочном и чрезвычайно вредном» решении Выборгского суда.

Почему по мнению господина Дворкина Библию нельзя запретить?

В чем же его непродуманность и ошибочность? Из статьи «Почему суд запретил русский перевод Библии?» наши читатели уже знают, что лишь при условии объявления Библии не Библией стал возможен такой запрет Перевода Нового мира на основании антиэкстремистского законодательства, поскольку только в этом случае Библию можно признать экстремистской. Знает это и господин Дворкин. И заявляет свое категорическое несогласие с такой юридической эквилибристикой. О Переводе Нового мира он говорит: «он – не экстремистский! И это все же перевод Библии, хоть и искаженный. А Библия, как ее ни искажай, не может быть экстремистской, что очевидно как здравому смыслу, так и подтверждено законом нашей страны».

Итак, господин Дворкин дает ясно понять, что Перевод Нового мира «не экстремистский», поскольку «это все же перевод Библии… А Библия… не может быть экстремистской». Вот, оказывается, в чем дело! Оказывается, что Перевод Нового мира все же Библия, а потому ее нельзя запретить как экстремистский материал хотя бы в силу закона о запрете проверять Библию на предмет экстремизма. Но даже не будь этого закона, такой запрет противоречит здравому смыслу, так как ничего не поменяется, если Библию назвать не Библией. А если кто-то все же решиться на такое, остальные вправе усомниться в его умственных способностях.

Как говорил классик: «Какая правильная, а главное свежая мысль!» Удивляет лишь то, что даже самый ярый противник так называемых сект это прекрасно понимает, а судебная система нет. Более того, эта система идет абсурдным, хотя и логичным в своей самоизоляции путем, когда понимая, что для запрета Библии нужно ее сначала провозгласить не Библией, совершает этот абсурдный первый шаг, и уже затем делает следующий логичный (?!) шаг, то есть запрещает Библию. Да-да, именно Библию, поскольку как ни назови библейский перевод, это будет все же Библия, с чем, как мы видим, согласен и главный борец с сектами. И здесь вспоминается один эпизод из произведения Салтыкова-Щедрина. В нем он вывел персонаж, который полагал, что своим указом сможет запретить наступление весны. Думаем, что читатели, даже если не читали это произведение, понимают чем все закончилось. Не то же ли мы видим и в данном случае, когда суд вынес решение о признании Библии не Библией? И не по этой ли причине господин Дворкин назвал судебное решение о запрете Перевода Нового мира непродуманным и ошибочным, которое приведет примерно к тому же, к чему привело решение щедринского персонажа запретить наступление весны?

В приведенных словах господина Дворкина внимательные читатели заметили, что хотя он и осуждает запрет Перевода Нового мира через провозглашение его не Библией и затем применение к нему антиэкстремистского законодательства, все же он говорит, что данный перевод «искаженный». Не будем слишком требовательны к автору, поскольку род его 25-летней деятельности, а также питаемая им неприязнь и предубежденность ко всем так называемым сектам, не могли не наложить отпечаток на его мнение. Оставим это заявление без комментариев, заметив лишь то, что люди куда более компетентные и куда менее предубежденные чем господин Дворкин, отмечают непредвзятость, последовательность и научную точность Перевода Нового мира. Но даже обвиняя Перевод Нового мира в «искажении», автор находит возможным высказать здравую мысль, которая со стопроцентной логикой доказывает невозможность признания Перевода Нового мира не Библией с последующим его запретом. Признав чуть выше, что Перевод Нового мира все же Библия, он пишет: «Переводов Священного Писания на русский язык уже немало. А будет еще больше. И среди них всегда найдутся те, которые окажутся неудовлетворительными. Но и на самый точный перевод тоже можно написать жалобу, что он не нравится какому-нибудь гражданину, привыкшему к другому словосочетанию в том или ином библейском стихе, а теперь глубоко оскорбленному в своих религиозных чувствах. И что, суд опять будет разбирать, какой перевод ближе к оригиналу?» И далее: «ученые специалисты – лингвисты и историки, филологи и богословы – обсуждают их, устраняют те или иные неточности, критикуют подлоги и передергивания смысла». Добавить нечего. И заметьте: это сказал яростный борец с так называемыми сектами, что способно закрыть уста даже тем, которые готовы на все, даже на признание Библии не Библией.

И здесь мы логично переходим ко второму выводу господина Дворкина о решении суда о запрете Перевода Нового мира. И этот вывод звучит так: это решение не только «непродуманное… ошибочное», но и «чрезвычайно вредное». В чем же его «чрезвычайная вредность»? Господин Дворкин пишет: «не дело государству встревать в эту (религиозную) полемику. Не дело государству, в лице своих не слишком компетентных в языкознании, теологии и религиоведении чиновников, выносить решение, какой перевод правильный, а какой – нет, какая вера истинная, а какая нет. Тем более, когда речь идет о государстве, конституция которого провозглашает его религиозную нейтральность. Выборгский суд вольно или невольно слишком близко подошел к этой чрезвычайно опасной черте». Итак, «чрезвычайная вредность» этого решения, по мнению господина Дворкина, заключается уже в том, что «государство, в лице своих не слишком компетентных в языкознании, теологии и религиоведении чиновников», все же встряло «в эту полемику», чего в принципе не должно было делать. Более того, государство, не довольствуясь «встреванием» в полемику, допустило вынесение «решения, какой перевод правильный, а какой – нет, какая вера истинная, а какая нет», чего в принципе не должно было делать, поскольку «конституция… провозглашает его религиозную нейтральность». И снова нечего к этому добавить, и нельзя не согласиться с этими доводами.

Запрет Библии и его последствия

И здесь господин Дворкин в качестве абсурдности судебного разбирательства приводит характерный эпизод. Этот эпизод, по его словам, он взял из «опубликованного иеговистского источника». Речь в данном случае идет об «анализе доводов <эксперта> Крюковой о том, что в «Перевод нового мира» будто бы внесены изменения так, чтобы тексты опровергали учение о Троице». Главного сектоведа возмущает как сам факт такого богословского анализа, который недопустим в светском суде, так и выводы, которые затем были внесены в протокол судебного заседания, создав нечто похожее на прецедент (хотя российское законодательство не исходит из этого принципа, но главного сектоведа все же беспокоит то, что в будущем другой суд может сослаться на данное решение Выборгского суда). Как передает господин Дворкин, цитируя «иеговистский источник», «<адвокат «СИ»> Новаков зачитывает текст из Иоанна 8:18 в Синодальном переводе» и после его богословского анализа делается вывод, что «данный текст свидетельствует о том, что учение о Троице опровергает Библия в Синодальном переводе, а не «Перевод нового мира». О чем это говорит?

Для всех понятно, что если догмат о троице опровергается традиционным Синодальным изданием, значит исчезает предмет спора и доводы «эксперат» Крюковой рассыпаются в прах, поскольку эти «доводы», направленные против Перевода Нового мира, с тем же успехом можно применить к анализу Синодального издания и в результате данный перевод, если быть последовательным,  может и должен быть признан экстремистким, поскольку опровергает догмат о троице. Но не компетентность (или ее отсутствие) «эксперта» беспокоит главного сектоведа, поскольку для господина Дворкина и так предельно ясно, что Перевод Нового мира «ошибочный, научно несостоятельный, грубо искажающий ключевые места Священного Писания, предвзятый, идеологизированный, некомпетентный, полный подтасовок и т.д. и т.п.»

Этот эпизод он привел в контексте своих рассуждений о том, что «не дело государству встревать в эту полемику» по религиозным вопросам и тем более выносить решение о том, чья вера правильная, а чья нет. Его возмущает то, что «так и осталось в протоколах суда, решившего определить, какое учение о Троице истинное, что православные, оказывается, верят, что Бог Отец и Бог Сын – одно Лицо. То есть не было у нас ни Первого, ни Второго Вселенских соборов, ясно и четко провозгласивших тринитарное учение Православной Церкви о единой сущности трех Лиц Святой Троицы!». Его возмущает то, что в ходе судебных слушаний, которые были призваны проанализировать Перевод Нового мира на предмет экстремизма, с подачи «экспертов» такому анализу подвергся традиционный Синодальный перевод, ссылаясь на который «эксперт» и выдвинул свой довод, согласно которого Перевод Нового мира должен быть признан не Библией на том основании, что он, в отличии от традиционной Библии, то есть Синодального издания, опровергает догмат о троице, который, пусть и в виде аллюзии, по мнению верящих в данный догмат содержится в Синодальном издании.  Его возмущает, что было подвергнуто сомнению и дальнейшему анализу истинность православных тринитарных взглядов и это было внесено в протокол суда. «А ведь следующий суд может использовать эти материалы, а там, того и глядишь, признают экстремистскими оросы этих Соборов! (Никейского 325 года и Никео-Константинопольского 381 года)» — восклицает он.

Вот что его на самом деле беспокоит. А почему беспокоит, если истину нельзя стеснить рамками не то что суда, а любого человеческого установления и если истина найдет дорогу к сердцам искренних людей? Или господин Дворкин думает скорее не об истине, а о поддержке этой «истины» со стороны властьимущих, которые, не дай Бог, когда-нибудь захотят в судебном порядке пересмотреть догматы традиционной для России церкви? Для тех, кто хоть немного знаком с историей, вчастности с историей соборов 325 и 381 годов, известно, что «истина» этих соборов далеко не в последнюю очередь устанавливалась с помощью светской власти, которая предписывала своим подданным как и во что верить, а тех, кто верил иначе преследовала. Не этого ли боится господин Дворкин, зная исторический опыт векового довления государства над церковью? Не поэтому ли он против того, чтобы какой-либо суд подтверждал или опровергал истинность православной догматики? Догматика уже установлена и никто не вправе ни изменять ни подвергать сомнению или даже анализу устоявшиеся взгляды. Иначе как понять его заявления о том, что «не дело государству, в лице своих не слишком компетентных в языкознании, теологии и религиоведении чиновников, выносить решение, какой перевод правильный, а какой – нет, какая вера истинная, а какая нет?» Только ли так, что господин Дворкин лишь отстаивает принцип невмешательства государства в дела церкви? Мы не вправе делать каких-то однозначных выводов. Но мы вправе поставить вопросы и привести аргументы. А одним из весомых аргументов против того, что господин Дворкин преследует благородную цель установления принципа невмешательства государства в дела религии, а наоборот, приветствует такое вмешательство, правда, выгодное ему и его системе взглядов и ценностей, является тот факт, что он с радостью приветствует запрет УЦ и около 400 МРО свидетелей Иеговы в Российской Федерации, о чем речь будет чуть далее.

Иными словами, по его мнению запрещать религиозную организацию и проверять ее религиозные (изложенные в Переводе Нового мира) взгляды на предмет экстремизма через призму «традиционных» религиозных взглядов можно, а вот сами «традиционные» взгляды трогать нельзя. Интересно, что бы сказал господин Дворкин, если бы суд постановил, что православное тринитарное богословие единственно истинное, а доводы адвокатов свидетелей Иеговы не были бы выслушаны или не внесены в протокол суда? Так бы он возмущался как и при сложившейся ситуации, и так ли последовательно отстаивал мнение, что не светскому суду выносить решения по религиозным вопросам?

Очень сомневаемся. Сомневаемся еще и потому, что сама история «ортодоксального» богословия знает множество фактов, когда «ортодоксальные» церковные деятели сильно возмущались и даже всячески противодействовали, когда государственная власть, действуя в духе справедливости, выносила постановления, не совсем полезные «ортодоксальной» церкви и полезные «еретикам», что позволяло им легально действовать. Но в то же время эти же «ортодоксальные» деятели приветствовали несправедливые решения светской власти, направленные на ущемление прав и свобод так называемых еретиков. Среди них можно назвать Аврелия Августина, Амвросия Медиоланского и Иоанна Златоуста. Вот такое избирательное правосудие.

И нам кажется, что господин Дворкин, как приверженец «ортодоксальной» церкви, вовсе не против именно такого правосудия. Беда лишь в том, что суд не туда повернул и «так и осталось в протоколах суда, решившего определить, какое учение о Троице истинное, что православные, оказывается, верят, что Бог Отец и Бог Сын – одно Лицо». А это уже никуда не годится.

Итак, господина Дворкина возмущает, что некомпетентный в вопросах веры суд, суд, не уполномоченный выносить решения богословского характера, был втянут в богословский диспут, в результате которого «так и осталось в протоколах суда, решившего определить, какое учение о Троице истинное», и что православное тринитарное учение можно подвергать сомнению и даже пересматривать на предмет его истинности. Далее он делает вполне логичное заключение, о котором уже шла речь: «А ведь следующий суд может использовать эти материалы, а там, того и глядишь, признают экстремистскими оросы этих Соборов!», имея в виду соборы 325 и 381 годов н.э., на которых утвердилось тринитарное учение. Вот оказывается до чего можно дойти. И это действительно так.

И мы понимаем возмущение господина Дворкина, чем бы оно ни было вызвано. Но хотим спросить: кто же виноват в таком повороте судебного разбирательства - свидетели Иеговы, которые, как ответчики, лишь защищались от возводимых на них обвинений (ну не будут же они молчать, когда их абсурдно обвиняют и ставят под сомнение их веру. Еще Христос говорил, что истинных христиан поведут в суд и у них будет возможность свидетельствовать о своей вере правителям и судьям) или суд, который позволил себя втянуть в сферу, находящуюся вне его компетенции?

Свидетели Иеговы или так называемые эксперты, которые привели свои доводы, призванные указать на «экстремизм» в Переводе Нового мира и которые были доводами исключительно богословского характера, опровергать которые свидетели Иеговы были просто вынуждены, если они хотели не быть осужденными? И почему суд, если он ясно видел, что слушание уходит в сторону, не отклонил богословские доводы «экспертов», мотивируя это тем, что они не касаются сути дела? Или касаются? На первый взгляд кажется, что касаются, так как на основании каких, если не богословских, доводов, можно провести анализ публикации религиозного содержания? Поэтому кажется логичным, что нужно привлекать богословские доводы. Но это только кажется.

Давайте не забывать, что речь идет о светском суде в светской стране. Поэтому мы вправе ожидать, что суд, исследующий религиозные догматы на предмет экстремизма, будут интересовать не религиозные догматы сами по себе, их истинность или ложность, а практические выводы из них. Как это можно сделать?

Может показаться, что в случае анализа Перевода Нового мира на предмет экстремизма самым оптимальным будет не столько исследовать догматическую сторону этого перевода Библии, сколько наличие экстремистских призывов и действий со стороны тех, кто пользуется этим переводом. Иными словами, Перевод Нового мира неотделим от тех, кто им пользуется. А для этого нужно рассмотреть не только сам Перевод Нового мира, но и деятельность свидетелей Иеговы, которые изготовили и пользуются этим переводом в своей миссионерской деятельности. И здесь мы сталкиваемся с весьма интересным фактом, вернее с отсутствием фактов.

Юридически организация свидетели Иеговы в Российской Федерации запрещена. Причина? Постановление Верховного суда гласит, что данная религиозная организация является экстремистской. Тогда логично, что если вся религиозная организация является экстремистской, то и перевод Библии, которым она пользовалась, тоже экстремистский. Если взгляды свидетелей Иеговы экстремистские, то к чему как не к экстремизму призывает их Перевод Нового мира? А если он экстремистский, то подлежит запрету на основании антиэкстремистского законодательства. Все просто и понятно. Правда тут есть один нюанс: считается, что Перевод Нового мира является Библией, а по российскому закону Библия не может быть признана экстремистской публикацией. Но разве эта мелочь может смутить акул правового мира, для которых куда как просто Библию объявить не Библией? И это легко проделывается, тем более, что сама организация уже признана экстремистской. И для этого нужно сначала назвать Библию не Библией, что и совершается с необычайной легкостью, для чего привлекаются нелепые «экспертные» данные и отвергаются все разумные доводы защиты. Это те данные, которые лежат на поверхности. Если же копнуть глубже, то окажется, что даже Верховный суд, запретивший УЦ и около 400 МРО свидетелей Иеговы по причине совершения ими экстремистских действий, не смог привести ни одного факта осуществления ими таких действий. Это факт.

И отталкиваясь от него, подумаем: если рассматривать Перевод Нового мира на предмет его экстремизма нужно в комплексе с теми экстремистскими действиями, которые осуществляют лица, пользующиеся этим переводом, но наличия которых (экстремистских действий) суд не обнаружил, правомерно ли запрещать данный перевод Библии как экстремистскую публикацию? Ответ очевиден.

Кроме того, если исследовать Перевод Нового мира на предмет экстремизма в комплексе с вопросом о проверке призывов и действий религиозной группы, которая пользуется этим переводом, то получаем не менее абсурдный результат, поскольку в данном случае суд, решившийся на такой шаг, дискредитирует сам себя. По сути в данном случае Библия рассматривается через призму действий определенной религиозной группы, а не сама по себе. Но не от этого ли предостерегал сам господин Дворкин, когда в своей статье делал четкое различие между священным текстом и тем, как та или иная группа его использует? Вот его слова: «Экстремистскими могут быть современные комментарии и толкования к Библии, равно как и к другой древней священной книге… Но речь идет о комментариях, а не о самом тексте…» Поэтому как бы кому этого ни хотелось, но рассматривать на предмет экстремизма тот или иной текст нужно сам по себе, не оценивая то, как и в каких целях его использует та или иная группа. Иначе мы приходим к патовой ситуации, когда многие печатные издания нужно признать экстремистскими, поскольку многие из них можно подвести под категорию «экстремистских» на основании того, как их использует та или иная социальная группа. И где гарантия, что если оценивать Синодальное издание Библии через призму призывов и действий тех, кто пользуется данным переводом Библии, он не будет признан «экстремистским»? Не это ли имел в виду господин Дворкин, когда сетовал по поводу того, что «Выборгский суд фактически дезавуировал само понятие экстремизма, лишив конкретный термин какого-либо смысла», когда расширив понятие «экстремизм» до астрономических размеров, позволил зачислить в данную категорию не только и даже не столько действительно экстремистские материалы, но и те, которые, при правовом использовании термина «экстремизм», никак не подпадают под это определение? И тем самым разве не сделал суд, волей или неволей, шаг в сторону того, что теперь закон о противодействии экстремистской деятельности может быть использован не против действительных экстремистов, а против идеологических противников и для сведения личных счетов?

Кстати, сам господин Дворкин, выступая не против Библии, в каком бы переводе она ни была, а против «современных комментариев и толкования к Библии», которые одни могут быть названы экстремистскими, вот что говорит о публикация свидетелей Иеговы, то есть фактически об этих самых «современных комментариях и толкованиях к Библии», которые в судебном порядке были признаны экстремистскими: «Думаю, среди обилия иеговистской литературы можно найти экстремистские толкования Священного Писания (возможно, они есть и среди тех их публикаций, которые наши суды уже признали экстремистскими)».

А теперь, дорогой читатель, остановись и прочти это предложение еще раз. Не удивляет ли формулировка? Главный борец с так называемыми сектами не пишет примерно так: «Уверен/знаю, что среди обилия иеговистской литературы есть экстремистские толкования Священного Писания (безусловно, они есть и среди тех их публикаций, которые наши суды уже признали экстремистскими). Он пишет так: «Думаю, среди обилия иеговистской литературы можно найти экстремистские толкования Священного Писания (возможно, они есть и среди тех их публикаций, которые наши суды уже признали экстремистскими)». То есть у него нет уверенности и точных фактов, он лишь «думает», что «экстремистские толкования» есть, и неуверенно добавляет, что такие толкования лишь «можно» найти «среди обилия иеговистской литературы»; экстремистские толкования не «есть и среди тех их публикаций, которые наши суды уже признали экстремистскими», а «возможно, они есть и среди тех их публикаций, которые наши суды уже признали экстремистскими».

И мы вправе спросить: как борец с так называемыми сектами, который по роду своей деятельности просто обязан владеть фактами, допускает уклончивые формулировки в виде «думаю», «может», «возможно»? Как такое вообще может быть, что главный сектовед пишет, что «экстремистские толкования Священного Писания» «среди обилия иеговистской литературы» лишь «можно найти»? А до этого суды чем занимались: в бирюльки играли? И почему он неуверенно пишет, что «экстремистские толкования Священного Писания» «среди обилия иеговистской литературы» только «возможно… есть и среди тех их публикаций, которые наши суды уже признали экстремистскими»? Откуда такая неуверенность?

Что это: совесть не позволяет прямо сказать ложь, что в публикациях свидетелей Иеговы есть «экстремистские толкования Священного Писания», но «должность» не позволяет сказать и правду, что в их публикациях нет ««экстремистских толкований Священного Писания», для чего и необходимы все эти экивоки? Не являются ли эти «думаю», «может» и «возможно» лучшим доказательством отсутствия не только у господина Дворкина, но и у судов, реальных доказательств «экстремистских толкований Священного Писания» в публикациях свидетелей Иеговы? В противном случае что помешало бы автору использовать более решительные и менее двузначные выражения, основанные на фактах? Но может главный сектовед России настолько завален «работой», что ему просто некогда снизойти до сбора и проверки фактов и потому он использует все эти «думаю», «возможно»? Ну, если господин Дворкин претендует на объективность передаваемой им информации, он, как честный человек и добросовестный исследователь и писатель, был просто обязан узнать о фактах и их достоверности, и уж затем писать свою статью. Если же его главной задачей была передача непроверенной и заведомо ложной информации с тем, чтобы сформировать или поддержать у читателей резко негативное отношение к свидетелям Иеговы, то с этой задачей он справился блестяще. Оставляем все это на его совести и на суд наших читателей. А сами возвращаемся к прерванной мысли.

Мы остановились на вопросе: как можно признать текст экстремистским: на основании самого текста или нужно учитывать призывы и действия группы лиц, которые пользуются этим текстом? И мы увидели, что исследовать текст через призму его использования социальной группой так же глупо, как обвинять человека, открывшего огонь в том, что он изобрел военный огнемет. С этим согласен и сам господин Дворкин. Но пусть мы требуем чего-то невозможного (хотя в чем невозможность этого требования?). Допустим, что Перевод Нового мира следует рассматривать сам по себе на предмет его экстремизма, не беря во внимание, что сам УЦ и около 400 МРО свидетелей Иеговы уже признаны экстремистскими. Допустим, как религиозный текст, Перевод Нового мира нужно проверить с богословской точки зрения. Но даже если такой богословский анализ и проводить, должны ли суд интересовать религиозные догматы сами по себе, по поводу которых споры идут уже две тысячи лет? Или его интересуют «экстремистскость» практических выводов из этих догматов, если, конечно, она имеется? И в чем «экстремистскость» взгляда, что традиционное учение о троице не содержится в Библии?

Не является ли провозглашение антитринитарных взглядов и их якобы отражение в Переводе Нового мира «экстремизмом» только потому, что кто-то (пусть и большинство) предпочитает верить в троицу? Но ведь с тем же успехом можно сказать, что тринитарные взгляды являются «экстремистскими», поскольку другие (пусть их и меньшинство) предпочитают верить в строгий монотеизм. Тогда мы приходим к тому, что «экстремистскость» взглядов зависит от того, как много людей поддерживает то или иное мнение. И если определенного мнения придерживается большинство, то данное мнение в принципе не может быть «экстремистским». Если же человеку «не повезло» и он разделяет убеждения сравнительно малочисленной группы лиц, то его взгляды, а равно и взгляды данной группы, могут быть названы «экстремистскими». Это логика или ее отсутствие?

Не ведет ли данное решение суда к прямо противоположному результату, к которому стремится российское правительство: не к установлению гражданского спокойствия, а к обострению ситуации? Вместо того, чтобы отказаться от рассмотрения доводов богословского характера или держать их в строгих рамках проверки на наличие/отсутствие признаков призыва и осуществления экстремистских действий, суд, «встревая» в богословский диспут, вынося решение о признании Перевода Нового мира экстремистской публикацией и тем самым признавая одно богословие истинным, а другое ложным, дает понять, что в светской стране есть только одно истинное религиозное учение. Не ведет ли это к всплеску религиозной ксенофобии, нетерпимости и даже насилию на религиозной почве? Нам кажется, что так оно и есть.

Ведь если раньше ни один суд Российской Федерации не выносил подобного решения, что не давало официальной санкции на преследования на религиозной почве, Выборгский суд, фактически, дал такую санкцию, тем самым ведя к всплеску экстремизма на религиозной почве, когда одна группа лиц, чувствуя свою безнаказанность и опираясь на постановление суда, вполне может преследовать другую группу только за то, что эта группа отличается взглядами (и этому есть подтверждения). Заметим, что даже во время слушания Верховным судом дела о ликвидации УЦ свидетелей Иеговы и около 400 их МРО по всей России, речь не шла об осуждении взглядов и со стороны истца было заявлено, что данный запрет юридического лица не является запретом на веру (что уже тогда было оспорено), теперь же Выборгский суд, фактически вынес решение о запрете на веру и дал понять, каких религиозных взглядов нельзя придерживаться. Более того, теперь такое преследование не только обосновано юридически, но и желательно, поскольку преследуются те, кто имеет «экстремистские» взгляды и пользуется «экстремисткой» публикацией, подлежащей запрету.

Далее это, в своем логическом развитии, ведет к еще более радикальным выводам и последствиям. Ведь если светскому суду позволено «встревать» в богословский спор двух религиозных конфессий, называющих себя христианскими, и выносить решение о том, «какая вера истинная, а какая нет», то не приведет ли это к тому, что другой суд захочет решить вопрос о том, «какая вера истинная, а какая нет» уже на уровне различных религиозных парадигм, допустим, на уровне христианства и мусульманства? Вы можете себе это представить?

Вполне возможно, если смотреть на решение Выборгского суда, но вряд ли осуществимо на практике. И единственной светской причиной этой невозможности служат те катастрофические последствия, к которым приведет общество, в котором будет принято такое решение, затрагивающее интересы многочисленных групп населения. Но именно в таком направлении движется правовая система, не стесняющаяся права и свободы религиозного меньшинства приносить в жертву борьбы с экстремизмом, понятие которого эта же система успешно дезавуировала, а на самом деле в жертву того большинства, взгляды которого считаются если не истинными, то наиболее желанными. Вот таковы логические, а за ними и практические выводы из данного постановления суда.

Мы просим у наших читателей разрешения немного отвлечься. Нам хотелось бы сказать несколько слов о самом суде, вернее, о судебной системе, какой ее можно наблюдать в России на основании тех действий, которые она допускает в деле свидетелей Иеговы. Мы не знаем, сознательно ли суд поставил себя в такое глупое положение, что может свидетельствовать о том, что он лишь слепо исполнял указание свыше, или он бессознательно это сделал, как на это намекает господин Дворкин, говоря, что правоохранители «проявили рвение не по разуму». Но нам кажется, что весь этот, а равно и процесс о запрете УЦ и около 400 МРО свидетелей Иеговы в России, отражает глубокий кризис всей судебной системы Российской Федерации. И хотим привести один исторический пример, близкий как нашим российским читателям, так и той теме, которую мы подняли в данной статье.

Речь идет о 70-90-ых годах XIX столетия в Российской империи. Предысторией событий, о которых пойдет речь, является провозглашение императором Александром II упразднения крепостного права. Это было грандиозным прогрессивным явлением. И оно естественным образом повлекло за собой реформу в других сферах российского общества, в том числе и в судебной сфере, так как невозможно к старому меху пришить новую заплату. Но уже во второй половине своего царствования, напуганный своими советниками из дворян, которые убедили его, что упразднение крепостного строя дало много крестьянам, но мало дворянам, император, который хотя и назвал себя «первым помещиком», все же был скорее первым дворянином, начал сворачивать реформы. Царствование следующего царя, Александра III, прошло под знаком устранения тех результатов реформ, которые начал, но и остановил Александр II. Та эпоха в исторической литературе получила название эпохи контрреформ. Современные историки по-разному ее оценивают.

Но нам хотелось бы привести мысли В.Г. Короленко, которые он высказал в своей статье «О суде, о защите и о печати» в 1913 году, то есть в то время, когда он, будучи современником событий, с позиции прошедшего времени мог объективно оценить направление и результат реформ в судебной системе. Отметив негативную сторону циркуляра министра Муравьева о том, что «суд должен «согласовать свою деятельность с видами правительства», то есть вынося решения думать не о справедливости судебного разбирательства, а о вреде или пользе того или иного решения для правительства, Короленко пишет: «Когда по всей поверхности нашей жизни кипит и пенится правительственный отлив и вся бюрократия, в том числе и судебная, в тысячах мелких и крупных бытовых столкновений противится тому, что прежде сама проводила, на долю адвокатуры выпала тяжелая, но благодарная историческая роль: в тысячах бытовых столкновений отстаивать остатки права и защищать общество от оживающего старинного бесправия… на первом плане общество видит… целые кадры людей, борющихся за право, противодействующих судебным ужасам, отстаивающих те области жизни, где творится новое правовое будущее». Скажите, когда посмотреть на суд над свидетелями Иеговы, на судебное разбирательство и запрет Перевода Нового мира, не создается ли впечатление, что в современной России происходит то же самое, что и в Российской империи 70-90-ых годов XIX века? Не кажется ли, что судьи исполняют заказ свыше («согласовывают свою деятельность с видами правительства»), не слишком заботясь о соблюдении и восстановлении справедливости?

Предоставляем читателям самим ответить на эти вопросы. Заметим лишь, что мы не возводим клевету на всю судебную систему Российской Федерации, мы далеки от этого. Мы лишь делимся теми впечатлениями, которые возникают при знакомстве с судебными разбирательствами с участием организации свидетели Иеговы. Мы хотим верить и искренне надеемся, что этого нельзя сказать о всей судебной системе России. И это вселяет в нас надежду, что такие несправедливые решения являются не правилом, а лишь исключением, что безусловно будет исправлено. Сами же отметим ту доблесть адвокатов, которые в процессе над УЦ и около 400 МРО свидетелей Иеговы в России взяли на себя «тяжелую, но благодарную историческую роль: …отстаивать остатки права и защищать общество от оживающего старинного бесправия» и выполняют миссию «борющихся за право, противодействующих судебным ужасам, отстаивающих те области жизни, где творится новое правовое будущее». Думаем, что в этом с нами согласятся многие граждане России.

Мы вынужденно отвлеклись от нашей темы. Но это же сделал и господин Дворкин, когда в своей статье привел эпизод богословского диспута. В свою же защиту скажем, что те последствия, к которым ведет данное «непродуманное, ошибочное и чрезвычайно вредное» решение суда и о которых речь шла выше, стоили того, чтобы сделать такое отступление.

«Чрезвычайно опасная черта»

Теперь же, возвращаясь к нашей теме, приглашаем наших читателей рассмотреть ту «чрезвычайно опасную черту», к которой вольно или невольно слишком близко подошел Выборгский суд, о чем сетует автор? Напомним его слова: «не дело государству встревать в эту [религиозную] полемику. Не дело государству, в лице своих не слишком компетентных в языкознании, теологии и религиоведении чиновников, выносить решение, какой перевод правильный, а какой – нет, какая вера истинная, а какая нет. Тем более, когда речь идет о государстве, конституция которого провозглашает его религиозную нейтральность. Выборгский суд вольно или невольно слишком близко подошел к этой чрезвычайно опасной черте». Итак, что же это за «чрезвычайно опасная черта»?

Господин Дворкин не оставляет нас в неведении относительно ответа на этот вопрос. Он пишет: «признав «Перевод нового мира» экстремистским материалом, Выборгский суд фактически дезавуировал само понятие экстремизма, лишив конкретный термин какого-либо смысла. Таким образом, он вольно или невольно обессмыслил и все предыдущие решения судов с подобными формулировками. Это решение играет на руку секте «Свидетелей Иеговы», как и другим сектам и сообществам, признанным экстремистскими ранее, или которые могут быть признаны экстремистскими в будущем. Оно наносит громадные имиджевые потери нашей стране и, боюсь, может запустить цепь еще более бессмысленных решений в дальнейшем. Свежий новостной повод для всех наших недругов подан – теперь можно опять кричать о «религиозных гонениях» в современной России, о запрете на веру, о жестокости закона и т.д. Можно сказать, что решение Выборгского суда – подарок для всех, кому наша страна – как кость в горле».

Вот оказывается что беспокоит главного сектоведа России. «Громадные имиджевые потери» России на международной арене, «повод для всех наших недругов… кричать о «религиозных гонениях» в современной России, о запрете на веру, о жестокости закона», что «решение Выборгского суда – подарок для всех, кому наша страна – как кость в горле». В этом господин Дворкин не проявил оригинальности. Так уж повелось, что некоторые в России ругают запад на чем свет стоит, но одним мнением запада и дорожат. Об этом писал И.С. Тургенев в романе «Новь». На это же обратил внимание и Андре Жид, который в 30-ых годах ХХ века побывал в СССР. О жителях той огромной страны он отметил следующее: «Когда они задумываются над тем, что происходит за границей, то их гораздо более всего интересует, что заграница думает о них. Их охватывает желание знать, достаточно ли мы восхищаемся ими. Чего же они боятся, так это того, что мы недостаточно в курсе их заслуг, от нас они ждут не столько того, чтобы мы высказали свое мнение, сколько комплиментов...» Пусть это так, интересно другое.

Почему господин Дворкин думая о «громадных имиджевых потерях» страны на международной арене, не думает о таких же потерях внутри страны? Добавляют ли подобные судебные решения уважения со стороны граждан к правительству, которое допускает их? Ведь давайте вдумаемся: являются ли свидетели Иеговы опасными членами общества? Цивилизованные страны убедились, что свидетели Иеговы законопослушные граждане своих стран. Многие в России, в том числе и многие чиновники, пока это было возможно при отсутствии запрета на деятельность организации свидетели Иеговы, тоже убедились в этом. Более того, ни один российский суд, в том числе и Верховный, не привел ни одного факта преступной, а тем более экстремистской деятельности свидетелей Иеговы.

Тогда что мы имеем? Громадные имиджевые потери российского правительства внутри страны, когда многие россияне видят, что мирных и законопослушных граждан преследуют не за преступления, а за веру (об этом писалось в статье «Были ли ранние христиане экстремистами?»). Смогут ли они с доверием относиться к правительству, которое допускает такие несправедливые решения, будут ли они чувствовать себя безопасно, когда понимают, что виновность или невиновность определяется не тем, совершил человек преступление или нет, а произволом в тех или иных высших кругах? И не это ли имеет в виду автор, когда  пишет: «признав «Перевод нового мира» экстремистским материалом, Выборгский суд фактически дезавуировал само понятие экстремизма, лишив конкретный термин какого-либо смысла.

Таким образом, он вольно или невольно обессмыслил и все предыдущие решения судов с подобными формулировками»? Действительно, неправомерно применив понятие «экстремизм» к Библии, которая не может быть названа экстремистской, суд не только «лишил конкретный термин какого-либо смысла» и «обессмыслил… все предыдущие решения судов с подобными формулировками», но и расширил понятие «экстремизм» до таких размеров, что теперь очень трудно установить границы данного термина и с непререкаемой уверенностью определить какие публикации подлежат запрету на основании антиэкстремистского законодательства, а какие нет.

Более того, после такого «дезавуирования самого понятие экстремизма» любая публикация может быть запрещена как экстремистская. Ведь если даже Библия попала под запрет по той причине, что была названа экстремистской публикацией, где гарантия, что другая, менее известная книга или иная публикация не подвергнется той же участи? Более того, если в случае с переводом Библии было вполне возможно провести юридическую эквилибристику, в результате которой Библия была объявлена не Библией, то чего ожидать в случае, если другая публикация, не требующая переведения ее из разряда неподлежащих запрету, но кому-то почему-то не понравившаяся, будет привлечена к суду на предмет экстремизма? Какая участь ждет ее нетрудно догадаться. Не напоминает ли это «Индекс запрещенных книг»? Как будут чувствовать себя люди, если понимают, что любая публикация может быть произвольно объявлена экстремистской и всякий читающий или просто владеющий ею человек становится преступником? Не является ли это запретом думать, иметь  свое мнение? Не напоминает ли вам это общество в духе Оруэлла?

Вот о чем следовало бы подумать в первую очередь. Так что прав оказался господин Дворкин, когда опасается, что решение Выборгского суда «может запустить цепь еще более бессмысленных решений в дальнейшем». Ошибается он лишь в хронологических рамках. Не это решение суда и не «может запустить», а решение Верховного суда о ликвидации УЦ и около 400 МРО свидетелей Иеговы в России, подготовленное всеми предшествующими событиями по дискриминации организации свидетели Иеговы, в том числе и суды в Таганроге и в других городах, уже запустило «цепь еще более бессмысленных решений вдальнейшем». И решение суда о запрете Перевода Нового мира является не началом, а лишь очередным звеном в «цепи бессмысленных решений», которых так опасается господин Дворкин, но которые обязательно будут иметь место вдальнейшем, если правительство ничего не сделает.

И почему-то господин Дворкин называет решение Выборгского суда от 17 августа 2017 года о запрете Перевода Нового мира «рвением не по разуму». Он пишет: «Увы, наши северо-западные правоохранители, решив дополнительно обострить обстановку, похоже, проявили рвение не по разуму». Мы не обладаем фактами, но почему-то сложно отогнать мысль, выраженную в крылатой фразе «свежо предание, да верится с трудом». Очень уж сомнительно, чтобы такое «непродуманное, ошибочное и чрезвычайно вредное» решение объяснялось лишь «рвением не по разуму».

Как-то не очень верится, чтобы в такую важную сферу как правоохранительная были допущены лица, мягко говоря, малокомпетентные, непроверенные, если не сказать больше - простачки, которые сначала делают, а потом думают, что потом «дополнительно обостряет ситуацию». И с какой стати правоохранители «решили дополнительно обострить обстановку», если бы предварительно не узнали, что за это им ничего не будет? Или действительно знали, что ничего не будет, а потому могли себе позволить «дополнительно обострить обстановку»?

Еще из школьной программы истории многие знают факт, когда советская власть в статье «Головокружение от успехов. К вопросам колхозного движения» осудила чиновников на местах, которые боясь в недостаточной степени выполнить приказ партии и правительства, чрезмерно усердствовали, что вело к массе несправедливых, а порой и преступных действий. Не то же ли повторяется и сейчас? Не потому ли правоохранители «решили дополнительно обострить обстановку», что сверху была дана установка, а они, из служебного рвения, как говорил чеховский герой «как бы чего не вышло», сделали больше, чем от них требовалось, результатом чего и стало «дополнительное обострение обстановки». Но в СССР правительство хотя бы отреагировало на такие перегибы и назвало их «болезнью левизны» (искренне признав и за собой долю вины или нет, а только чтобы снять с себя обвинения в перегибах и возложить их на местную исполнительную власть - это другой вопрос).

Хотелось бы верить, что нынешняя власть Российской Федерации отреагирует на такую вопиющую несправедливость, которая творится в ее судах, и не только искренне заявит, что все это произошло без ее ведома, но и восстановит справедливость для около трехсот тысяч верующих.

Что же так печалит главного сектоведа России?

Было сказано уже много. Но не сказано того, о чем было заявлено в названии статьи. Что так печалит главного сектоведа России? Заканчивая свою небольшую статью, господин Дворкин пишет: «Остается надеяться, что следующая судебная инстанция проявит мудрость и здравый смысл и опровергнет это решение». Это было сказано по поводу решения от 17 августа 2017 года. Но апелляционный суд оставил в силе решение о признании «Перевода Нового мира» экстремистким материалом, тем самым дав понять, что ни мудрости, ни здравого смысла проявлено не было. Так что остается ожидать, что данное решение, являющееся очередным звеном цепи «бессмысленных решений», поведет к «еще более бессмысленным решениям в дальнейшем». Но хотелось бы ошибаться.

Итак, цель данной статьи, как кажется, выполнена. Мы увидели, чего опасается господин Дворкин и на что он надеется.

Но может сложиться впечатление, что сам господин Дворкин слишком уж снисходительно относится к свидетелям Иеговы, с которыми, по его словам, он ведет борьбу. Поэтому сейчас мы хотели бы обратить внимание на то, что приносит радость главному сектоведу России.

Истинное лицо господина Дворкина

Как главный сектовед России относится к организации свидетели Иеговы? Если ответить вкратце: резко отрицательно. И нас не должен вводить в заблуждение тот факт, что господин Дворкин считает запрет Перевода Нового мира «непродуманным, ошибочным и чрезвычайно вредным». Для него «непродуманность, ошибочность и чрезвычайная вредность» данного решения заключается лишь в том, что оно наносит «громадные имиджевые потери» стране, допустившей процесс по признанию Библии не Библией, что противоречит здравому смыслу, что данное решение «дезавуирует само понятие экстремизма», дискредитирует светскую страну, «конституция которого провозглашает его религиозную нейтральность, дискредитирует светский суд, который вышел за сферу своей компетенции, и который волей или неволей дал понять, что судебный зал – это место для богословских диспутов, что в свою очередь дало понять, что светский суд впринципе вправе решать кому как верить, чье богословие истинное, а чье нет. Для автора «непродуманность, ошибочность и чрезвычайная вредность» данного решения суда заключается еще и в том, что теперь можно говорить о том, что православное богословие может подвергаться судебному разбирательству на предмет его истинности. Но при всем этом он не приверженец свидетелей Иеговы.  

Он лишь за то, чтобы лишить свидетелей Иеговы возможностей влияния на российских граждан. Он хочет, чтобы приверженцы данной религии, поставленные в нелегальные условия, утратили возможность привлекать в свои ряды новых членов и, в идеале, сами покидали бы данную конфессию. И для этого он выступает не за радикальные меры, среди которых ставит признание Перевода Нового мира не Библией, что ведет ко всем тем негативным последствиям, о которых он говорит в своей статье и которые рассматривались в данной статье, а за постепенное устранение свидетелей Иеговы с территории Российской Федерации. Чтобы после того как в России исчезнут почти все свидетели Иеговы можно было сказать: «Вот видите: человеческое лепко, а божье крепко. Не божье это было дело, а держалось лишь человеческими установлениями».

Поэтому он очень рад, что «в июле 2017 г. Верховный Суд РФ ликвидировал в нашей стране религиозную организацию «Свидетели Иеговы» и конфисковал ее собственность». И даже делает вывод: «В России больше такой организации нет». Вероятно, господин Дворкин имеет в виду, что теперь нет юридического лица, а поскольку нет юридического лица, то нет и организации. И здесь он действует строго в рамках юридического понятия «организация». Мы не будем вдаваться в юридическую казуистику. Скажем лишь то, что помимо юридического понятия организации, существует и самое общее, которое сводится к понятию «группы лиц, действующих совместно для достижения общих целей». Именно это понятие является фундаментальным, понятным даже для учеников младших классов.

Но если господину Дворкину очень хочется говорить о ликвидации организации свидетелей Иеговы как юридического лица, то с каких пор одно лишь юридическое лицо определяет есть или нет организация? И как же верующие, ведь их нельзя ликвидировать одним росчерком пера подобно ликвидации юридического лица? Они куда-то делись после ликвидации юридического лица? Может они перестали быть организацией, может они считают, что теперь у них нет организации или что они не принадлежат к организации? Удосужился ли господин Дворкин узнать их мнение? Или он, как тот персонаж Щедрина, считает, что одними административными мерами можно достичь желаемого результата?

Нет, господин Дворкин так не считает. Наоборот, он против таких административных мер. Он, так сказать, за постепенное устранение свидетелей Иеговы с территории Российской Федерации. Именно поэтому он приветствовал ликвидацию УЦ и МРО свидетелей Иеговы в России. Ведь в таком случае, по его словам, у организации исчезла возможность строить и приобретать объекты недвижимости, возможность аккумулироать финансовые средства, ввозить литературу, то есть заниматься деятельностью, которая, по мнению господина Дворкина, обеспечивает быстрый рост численности организации. Пусть и так. Но все это о том же юридическом лице, к которому организация не сводится. Действительно, наличие юридического лица облегчает деятельность организации, но к одному лишь юридическому лицу организация не сводится. Понимая это, господин Дворкин пишет и о верующих, которых в совокупности и можно назвать организацией в подлинно смысле этого слова. И вот здесь начинается интересное, лестное для господина Дворкина, но очень и очень сомнительное. Судите сами.

Метод главного сектоведа: «прельстить, если возможно, и избранных» (Матфея 24:24, СП)

Он пишет: «Секта утратила значительную часть возможностей воздействия на своих членов. Ей теперь станет намного сложнее собирать на них досье и контролировать каждый аспект их жизни… Теперь приток новых членов сойдет на нет, а отток старых с каждым месяцем будет увеличиваться». И призывает: «Этому процессу нужно только не мешать». Далее он добавляет: «Пусть попробует собирать адептов в малых группах на частных квартирах, объяснять веру своими словами без методичек и контроля бруклинского центра, существовать без финансовых сборов и вливаний из США и т.д.» И даже заявляет: «Думаю, этот эксперимент закончится громким крахом для «Свидетелей Иеговы». А затем снова повторяет: «Их только нужно оставить в покое. А нам нужно просто набраться терпения и подождать, а также всегда быть готовыми помочь тем, кто задумывается о выходе из секты».

Как, оказывается, все легко. Достаточно лишь ликвидировать юрлицо и «возможностей воздействия на своих членов», «собирать на них досье и контролировать каждый аспект их жизни» станет намного сложнее, «приток новых членов сойдет на нет, а отток старых с каждым месяцем будет увеличиваться», так как «пусть попробует собирать адептов в малых группах на частных квартирах, объяснять веру своими словами без методичек и контроля бруклинского центра, существовать без финансовых сборов и вливаний из США и т.д.».

Кажется, что главный сектовед спит и видит, как свидетелей Иеговы не станет на территории России. Для него это так же очевидно, как и то, что после ночи наступит день, по-другому просто быть не может. Вот почему он позволяет себе такое благодушное замечание: «их только нужно оставить в покое. А нам нужно просто набраться терпения и подождать». Мол все равно их рано или поздно не станет в нашей стране, зачем же торопиться, применять радикальные меры вроде решения Выборгского суда о запрете Перевода Нового мира, которое кроме негативных последствий для России ничего не дает.

Но прав ли господин Дворкин, когда говорит о «громком крахе для «Свидетелей Иеговы», которым, по его словам, закончится «этот эксперимент» (так вот чем для сектоведа были все 26 лет легального существования организации свидетели Иеговы в России – экспериментом, который, как и большинство экспериментов, закончится не чем иным как крахом)? Можно уверенно сказать, что не прав.

Да, действительно, исповедовать религию свидетелей Иеговы в России теперь стало намного сложнее. Но говорить о том, что этот «эксперимент закончится громким крахом для «Свидетелей Иеговы» весьма преждевременно. Дело в том, что по силе убежденности с религиозными взглядами мало что может сравниться. Но именно их и их глубину господин Дворкин почему-то не признает за свидетелями Иеговы, объясняя рост данной организации лишь «психологическим воздействием и давлением организации», а также «контролированием каждого аспекта жизни» рядовых верующих.

Он пишет: «Теперь секте предоставлена уникальная возможность – доказать, что все ее адепты действительно сами сделали свой выбор – без психологического воздействия и давления организации». А затем безапелляционно заявляет: «Я убежден, что доказать это она не сможет». Господин Дворкин, кажется, забыл притчу Иисуса о почве и семенах, которую можно прочесть в Евангелии от Матфея, 13 главе, с 3 по 9 стихи, а ее объяснение с 18 по 23 стихи. Но как человек верующий должен был бы помнить. А эта притча весьма поучительна, особенно 21 стих 13-ой главы Евангелия от Матфея. В нем речь идет о тех, в чьи сердца были посеяны семена истины (заметим – истины, а не был проведен с их сердцами «эксперимент» и они не были подвержены психологическому влиянию). Но когда начались беды и «преследования» (да, да, читателю не привиделось это слово, именно преследования, что сейчас и происходит в Российской Федерации), некоторые, в чьих сердцах истина не была достаточно укоренена, оставили ее.

И теперь возникает закономерный вопрос: рассказывая эту притчу, считал ли Иисус, что остаться верным истине можно лишь с помощью «психологического воздействия и давления организации», а также «контролирования каждого аспекта жизни» рядовых верующих? Абсурд. Христос говорил о внутреннем убеждении каждого верующего, сила которого (убеждения) помогает верующему остаться верным Богу или предать его.

Но мы убеждены, что господин Дворкин понимает эту притчу. Но также мы убеждены, что его предубежденность, обусловленная его религиозными взглядами и родом его 25-летней деятельности, позволяя говорить о силе личной убежденности в среде традиционных верующих, мешает допустить то же в среде остальных верующих, в том числе и в среде свидетелей Иеговы.

Для него все, кто не являются приверженцами традиционной религии, не могут «сами сделать свой выбор», так что в их случае остается лишь «собирать на них досье и контролировать каждый аспект их жизни», а также подвергать «психологическому воздействию и давлению организации». Не об этом ли его слова, сказанные им по поводу решения о запрете Перевода Нового мира как экстремистской публикации: «это решение играет на руку секте «Свидетелей Иеговы», как и другим сектам и сообществам, признанным экстремистскими ранее, или которые могут быть признаны экстремистскими в будущем»? Не верит ли он сам (а верит ли вообще?) и не хочет ли убедить своих читателей в том, что у так называемых сектантов нет подлинной веры, у них есть фанатизм, который лишь усиливается по мере того, как их преследуют? И не потому ли он против радикальных мер, среди которых и судебный запрет Перевода Нового мира, так как такие меры только усиливают, по его мнению, не веру, а один лишь фанатизм преследуемых, что мешает им покинуть нелегальную религиозную организацию, о чем так мечтает главный сектовед России?

Но как мы это назовем: объективным или субъективным взглядом? Не является ли это крайне предвзятым мнением, основанным не на фактах, а взывающим к низменным человеческим страстям и страхам, и направленным на создание определенного стереотипа в обществе? Не является ли это созданием образа того внутреннего врага (ох уж эта любовь к постоянному поиску внутренних врагов для отвлечения от настоящих причин внутренних бед!), к тому же коварного и изворотливого, так как его нужно контролировать через психическое воздействие, а также алчного, так как его постоянно нужно субсидировать, который действует лишь по указке врагов России, и которого к тому же всегда нужно держать на коротком поводке через собирание на него досье? Что это как не нагнетание внутренней обстановки и расшатывание основ существующего строя?

Правительство России безусловно заинтересовано в общественном спокойствии, о чем свидетельствует его политика. Но к чему ведут несправедливые решения судов, о чем уже говорилось в данной статье? К чему ведут высказывания, подобные деструктивным высказываниям господина Дворкина, которые вносят напряженность в общественные отношения страны? Предоставляем читателям самим сделать вывод.

Сами же вернемся к притче Иисуса. Итак, эта притча напоминает о важности личных отношений с Богом, убежденности в том, что является истиной и необходимости даже в трудных обстоятельствах оставаться верным Богу. Безусловно, в таких непростых обстоятельствах, в каких оказались свидетели Иеговы в России, им будет сложнее выражать свою веру, которая проявляется в их публичном проповедническом служении и совместных встречах. Но говорить о том, что свидетели Иеговы остаются ими только потому, что их контролируют, на них собирают досье, их субсидируют и подвергают психологической обработке, означает либо незнание фактов, либо сознательное продуцирование и распространение злостной клеветы.

Ведь были же свидетели Иеговы в СССР многие десятилетия даже когда у них не было организации в том смысле, какой в это понятие вкладывает господин Дворкин, которая контролировала бы их, собирала на них досье, финансировала и подвергала психологической обработке. Наоборот, это органы внутренней безопасности страны пытались контролировать их, собирали на них досье и подвергали психологической обработке. И тем не менее свидетели Иеговы, не имея той организации, которую имеет в виду главный сектовед России и которая контролировала бы, собирала досье, субсидировала и подвергала их психологической обработке, а наоборот, подвергаясь сильному давлению власти, занимавшейся всем этим, не перестали ими быть.

Но господин Дворкин упорно настаивает на том, что это не так, что только тотальный контроль позволяет организации свидетелей Иеговы сохраняться и увеличиваться числом, если же этого не будет, то она рассыплется как колосс на глиняных ногах. Повторимся: это либо незнание фактов, либо сознательная и злостная клевета. Первое в случае господина Дворкина мы не можем предположить, так как сама его «должность» и род деятельности предполагает хорошее знакомство с фактами.

Остается предположить второе: сознательное продуцирование и распространение клеветы. Но с какой целью? Мы не знаем. Но что мы знаем, так это то, что данная клевета и ее распространение, вместо того чтобы содействовать общественному спокойствию, нарушает его, ведет к росту религиозной нетерпимости и насилию на религиозной почве. Этого ли хотят все здравомыслящие люди? Но это происходит с попустительства власти, которая допускает, чтобы лица, подобные господину Дворкину, распространяли такие взгляды. И эти деструктивные взгляды распространяются. Распространяются взгляды о тотальном контроле и досье на верующих, их психологической обработке. Но какие есть факты у господина Дворкина, что он может с такой легкостью бросать подобные обвинения?

Штрих к истории преследования верующих в России Или Мельников против Герцена

Эх, если бы свидетелей Иеговы действительно оставили в покое, но не в том покое, какое имеет в виду господин Дворкин. Для господина Дворкина этот покой означает ликвидацию юридического органа религиозной организации, устранение всех возможных внешних влияний на оставшихся верующих и ожидание, как все такие верующие, кто раньше, кто позже (все зависит от времени их пребывания в организации и «готовности помочь тем, кто задумывается о выходе из секты»), покинут ряды запрещенной организации. И тогда наступит рай в отдельно взятой стране (ой, простите великодушно, на «святой Руси»).

Нам это напомнило ситуацию в Российской империи полуторастолетней давности. В статье П.И. Мельникова (Андрея Печерского), «специалиста» по вопросу раскола (в библиотеке Максима Мошкова о П.И Мельникове можно прочесть следующее: «Писателем стал «по поводу». Для потомков же важно, что «повод» этот – «первый авторитет по вопросу раскола»), есть одно характерное место, которое может служить иллюстрацией как того, что борьба с так называемыми сектами является, так сказать, особенностью России, так и того, какими методами проводилась эта борьба. Думаем, что читателям будет интересно сравнить методы «первого авторитета по вопросу раскола» второй половины XIX столетия с методами первого авторитета по сектоведению XXI века.

В своей статье «Счисление раскольников» П.И. Мельников после указания действительного числа раскольников, которое выразилось в «10% всего населения России или 1/6 всего православного населения» (вдумаемся: в стране, которая считалась оплотом православия, на «святой Руси», каждый шестой не был православным), приводит инструкцию, в которой указаны меры по борьбе с расколом. Среди прочего там предлагаются следующие меры: выяснить в каких населенных пунктах и сколько проживает раскольников, из каких они сословий, сколько раскольников находятся в местах своего жительства, а сколько перемещается, куда перемещаются, по каким делам, на какое время, находятся ли раскольники одной местности в сношениях с раскольниками из других мест, есть ли места собраний раскольников, где они находятся и кто их посещает, каково нравственное состояние раскольников, каковы их понятия и род занятий, в каких отношениях раскольники состоят к остальному населению, каково их образование, учились ли они когда-то или сейчас учатся, у кого, что читают и откуда получают свои публикации, какие между ними ходят слухи и в чем их чаяния и надежды, какое действие раскольники производят на остальных жителей, откуда получают своих наставников. Предписывалось составить подробные карты, на которых были бы отмечены пункты, в которых проживают раскольники, а также «взаимное их расстояние и географические отношения к судоходным рекам и к другим путям торговых и прочих сообщений». Это уже интересно, так как предписывает тотальный контроль со стороны правитьльства.

Но далее еще интереснее, так что приведем отрывок из данного произведения. В нем предписывалось произвести расследование и узнать «…чем более держится тамошний раскол, и нет ли в нем каких-либо слабых сторон, обнаружением коих можно бы было воспользоваться. Пункт 9. Всего важнее дознать тщательнейшим и достоверным образом личный состав раскольнических обществ и нравственное положение главных членов в каждом из них, дабы обнаружить самый скелет раскола, то есть, во-первых, остающихся в нем по неведению и недостатку церковного вразумления, а может статься, в иных местах и по недостатку самых храмов; во-вторых, руководителей раскола по фанатизму; в-третьих, коноводов, действующих не но убеждению, а из личных выгод корысти, честолюбия и т. п. О последних нужно собрать подробнейшие сведения относительно их характера, средств, связей, отношений, и составить особенные им списки, с означением соображений о каждом, каким образом следовало бы поступить с ним, чтобы сделать его безвредным, и нет ли между ними даже таких людей, которых можно было бы вразумить и обратить в пользу и вразумление нынешних последователей их».

Итак, помимо тотального контроля, правительство, которое само было православным и покровительствовало православной церкви, озаботилось тем, как бы ослабить раскол. А для этого ни чем не следовало гнушаться: ни вразумлением тех, кто «оставался в [расколе] по неведению», ни тем, чтобы, играя на чистолюбии «коноводов, действующих не но убеждению», затем обозначить «соображения о каждом, каким образом следовало бы поступить с ним, чтобы сделать его безвредным», ни обнаружением «слабых сторон… [которыми] можно бы было воспользоваться», ни обнаружением людей, «которых можно было бы вразумить и обратить в пользу и вразумление нынешних последователей их (раскольников)».

Думаем, что господин Дворкин был бы очень доволен такой программой действия, поскольку «программа», обозначенная в статье П.И. Мельникова, как кажется, предполагает такую же постепенную ликвидацию раскола, за которую выступает и господин Дворкин, ведя речь о свидетелях Иеговы. Полагаем, что лишь объем статьи помешал господину Дворкину развернуть свою «программу» во всей ее «красе». И если бы автор был знаком с этой статьей (может он и знаком, так как у «дела» борьбы с так называемыми сектами, как мы видим, в России давняя история), он бы принял ее, внеся лишь небольшие поправки, обусловленные современными особенностями. Хотим ошибиться, но нам кажется, что некоторые из предлагаемых мероприятий уже начали осуществляться. Конечно, не все, ведь Российская Федерация остается светской страной. И не является ли запрет УЦ и МРО свидетелей Иеговы, а также признание Перевода Нового мира «экстремистским» материалом первыми шагами в направлении осуществления данной «программы»? Время покажет в каком направлении пойдут дальнейшие события.

Кому-то может показаться, что авторы слишком сгущают краски и проводят параллели там, где их нет. Пусть не все из предложенного господином Печерским господин Дворкин взял бы на вооружение (хотя нам кажется, что мог бы позаимствовать многое, если не все), главное в том, что двух «сектоведов», между которыми пролегли полтораста лет, объединяет тот дух, который подсказывает им не спешить, все делать размеренно, выверять каждый свой шаг, прежде чем сделать следующий. Не это ли главное, что их объединяет? Не является ли господин Дворкин хорошим учеником своего учителя, жившего сто пятьдесят лет назад? А оба они от какого Духа?

Но вот что еще более поразительно. После намеченных в статье мероприятий по исследованию раскола, П.И. Мельников написал: «Вот в чем состояли те исследования раскола, о которых составилось у нас в обществе превратное понятие и о которых усердными корреспондентами Герцена говорилось в заграничной печати, как о чем-то подобном испанской инквизиции. Вот в чем состояли возглашенные этою печатью «Бибиковские гонения раскольников». Всякий может видеть, было ли тут что-нибудь похожее на гонения. Результатом произведенных исследований было приведение в ясность состояния раскола, дотоле весьма мало известного правительству». Иными словами, П.И. Мельников отвергает все обвинения по поводу исследования раскола в смысле подготовки к преследованиям раскольников, и обвиняет заграничную печать в том, что в ней, с подачи «усердных корреспондентов Герцена», была распространена клевета о будто бы гонениях на неправославное население в Российской империи.

Возникает закономерный вопрос: если «исследование раскола» не имело иной цели, кроме «приведения в ясность состояния раскола, дотоле весьма мало известного правительству», почему Мельников посчитал необходимым объяснить, а фактически защититься от обвинений в «Бибиковских гонениях раскольников», которые, к тому же, распространились не только в «заграничной печати», но о которых и «у нас в обществе» составилось, пусть и превратное, но все же понятие? Только потому, что «в обществе [сложилось] превратное понятие» о расколе благодаря «усердным корреспондентам Герцена», которые говорили о «подобном испанской инквизиции» в России? Или потому, что это было действительным гонением или по крайней мере тем, что вело к нему?

Вряд ли можно это назвать происками заграничной (ох уж эта вечно нелюбимая заграница!) печати, подогреваемой «усердными корреспондентами Герцена», так как он, кажется, имел дело лишь с ней, а «превратное понятие» о счислении раскола «у нас в обществе» составилось помимо заграничной печати и «усердных корреспондентов Герцена». Однозначно ответить на этот вопрос трудно, если иметь в виду только эти данные, приведенные Мельниковым. Но ответить становится легко, если знать историю взаимоотношений российского правительства с раскольниками не только с момента возникновения раскола, но и в период просвещенного XIX века (всем, кто сомневается в этом, предлагаем поинтересоваться вопросом о преследовании неправославного населения Российской империи до 1905 года и позже). А если такие гонения действительно имели место, тогда следует заподозрить в искренности Мельникова. Он, конечно, мог не знать для чего проводится такое тщательное «счисление раскольников» (хотя это и весьма сомнительно), но уж правительство точно знало. Дальнейшие события показали, что правительству нужны не только статистические данные, оно пожелало иметь их для дальнейших оргвыводов, которые вскоре и последовали. И если Мельников, вольно или нет, лукавит, то вряд ли Герцена, этого выдающегося деятеля своей эпохи, певца свободы, можно заподозрить в подобном лукавстве.

Но если это так, если на самом деле «счисление раскольников», пусть и имеющее целью лишь сбор статистических данных (только не понятно для чего: не для написания ли докторских диссертаций?), имело целью и вело к гонениям, как тогда нам расценивать заявления Дворкина о том, что (правда со слов «недругов» России) «теперь можно опять кричать о «религиозных гонениях» в современной России, о запрете на веру, о жестокости закона и т.д.»?

Если мы уже убедились в неискренности, предубежденности, изобретательности и распространении клеветы, чем занимается господин Дворкин, как мы отнесемся к информации «недругов» России о том, что «теперь можно опять кричать о «религиозных гонениях» в современной России, о запрете на веру, о жестокости закона и т.д.»? Не будет ли это тем же, что сообщал Герцен через своих корреспондентов, и которого вряд ли можно заподозрить в неискренности? Но если это так, то действительно ли только одни «недруги» «кричат о «религиозных гонениях» в современной России, о запрете на веру, о жестокости закона и т.д.»? Или это говорят все цивилизованные страны и люди? Если это так, то в каком свете выступает господин Дворкин? Не напоминает ли он П.И. Мельникова? Вот только вопрос: если предположить, что Мельников не знал истинного предназначения «счисления раскольников», не информирован ли господин Дворкин об истинных целях той «цепи событий», которые начались с ликвидации УЦ и МРО свидетелей Иеговы и которые готовились в предыдущие годы? Или оба они, и Мельников и господин Дворкин, знали и знают об этих истинных целях? Оставим это на их совести. Больно только, что страдают невинные люди, которых преследуют за их веру.

Россия и поиск объединяющей идеи. Культурно-исторический коллапс.

Если нашим читателям достало времени и мужества дочитать до этого места, мы выражаем им свою глубокую признательность. И просим их уделить нам еще несколько минут.

Многие слышали выражение «бытие определяет сознание», смысл которого в том, что не идеи, а экономические и обусловленные ими социальные условия формируют сознание, то есть мировоззрение общества и отдельного человека. Не подвергая сомнению действие этого исторического фактора, хотим обратить внимание на то, что на данном этапе вопрос об идее, которая стала бы центральным стержнем российского государства и общества, стоит как никогда ранее остро.

И в последние годы российскому обществу в качестве такой объединяющей идеи все настойчивее предлагается православное мировоззрение, которое считалось доминирующим с конца IX до начала XX века и которое было отвергнуто в самом XX веке, в течении которого целые поколения были воспитаны в атеистическом духе. Именно эта идея двигала господином Дворкиным при написании им статьи. Именно вооружась ею, он мечтает увидеть ту «святую Русь», которую некоторые нарисовали в своем и в чужом воображении, но которой никогда в истории не было. И именно туда, к этому миражу, они пытаются влечь все многомиллионное российское общество.

Поэтому, заканчивая статью, хотелось бы обратиться к словам Н.С. Трубецкго. В статье «Об истинном и ложном патриотизме», написанной еще в 1921 году, он отметил: «Особой формой ложного национализма следует признать и тот вид культурного консерватизма, который искусственно отождествляет национальную самобытность с какими-нибудь уже создаными в прошлом культурными ценностями или формами быта и не допускает изменение их даже тогда, когда они явно перестали удовлетворительно воплощать в себе национальную психику. В этом случае, совершенно как и при агрессивном шовинизме, игнорируется живая связь культуры с психикой ее носителей в каждый данный момент и культуре придается абсолютное значение, независимое от ее отношения к народу: «не культура для народа, а народ для культуры». 

Не является ли православие теми «уже создаными в прошлом культурными ценностями или формами быта», с которыми в современных российских условиях «искусственно отождествляется национальная самобытность»? Иными словами, не является ли искусственным навязывание гражданам России православной идеологии, которая провозглашается показателем «национальной самобытности» и той единственно мыслимой идеей, которую ищут? Более того, не является ли навязывание таких «прошлых культурных ценностей», «когда они [в современных условиях] явно перестали удовлетворительно воплощать в себе национальную психику», поскольку напротяжении 70-ти лет люди воспитывались в негативном отношении к религии, в том числе и к православной церкви, что безусловно отразилось на «национальной психике», преступлением не только против государства, но и против человека?

Историю нельзя повернуть вспять. А кто хочет это сделать, тот неизменно приходит к той или иной форме тоталитаризма, когда «игнорируется живая связь культуры с психикой ее носителей в каждый данный момент и культуре придается абсолютное значение, независимое от ее отношения к народу: «не культура для народа, а народ для культуры».

А мы добавим, сообразуясь с тем, что сейчас можно наблюдать в Российской Федерации: определенной форме религии в Российской Федерации придается абсолютное значение, независимое ни от ее отношения к народу ни от отношения народа к ней: не религия для народа, а народ для религии.

ПОДЕЛИСЬ В СОЦ.СЕТЯХ!